• Филология - рефераты
• Преподавание литературы
• Преподавание русского языка
Рекомендуем посетить
|
Преподавание литературы Литературная композиция "У российских женщин особенное сердце"Добавлено: 2022.08.26 Просмотров: 25 Джигараева Евгения Романовна Фоновая музыка (James Lest “Night in white satin”). Чтец 1:
(В.Я.Брюсов.) Ведущий: Сегодня мы посвятим наш вечер образу женщины в русской литературе XX века. Чтец 2:
Ведущий: А на испытания XX век был щедр. Чтец 1:
(О. Мандельштам.) Ведущий: В годы революции и гражданской войны многие искренне верили, что воюют за светлое и прекрасное будущее. Во имя грядущего всеобщего счастья жертвовали своей жизнью. Попурри Паровоз. “Хор Турецкого”. (Уходит на фон). Чтец 2:
Фоновая музыка (“Серебряная гитара в исполнении ретро-бэнда “Граммофон”). Ведущий: В двадцатые годы в стране постепенно налаживалась мирная жизнь – новая, непонятная. И женщины плечом к плечу с мужчинами восстанавливали разрушенную гражданской войной страну, а в выходные дни девушки надевали красивые платья, изящные шляпки и, цокая каблучками, полные надежд и мечтаний, устремляются в новую жизнь. Чтец 1:
(Л.Татьяничева “Русская девушка”). Ведущий: Они мечтают о спокойном семейном счастье, окунаются в быт, возносятся к материнству. Чтец 2: Наперекор изменчивой молве, (Л.Татьяничева “Мадонна”). Фоновая музыка (Альбинони “Адажио”). Ведущий: Но черные крылья сталинщины погрузили во мрак страну. К 37 году сотни тысяч женщин, выстаивали многочасовую очередь, чтобы узнать о судьбе арестованных мужей, братьев, сыновей, слышали страшный приговор: “ 10 лет без права переписки”, что означало “Расстрел”.С 1935 по 1940 год Анна Ахматова пишет цикл стихотворений “Реквием” – это и отражение судьбы поэтессы, сына которой трижды арестовывали, и документ трагической эпохи, эпохи репрессий и насилия, когда железный каток сталинизма прошелся по судьбам сотен тысяч людей, эпохи скорби и траура. В нем Ахматова ведет диалог со временем о себе, о беде матери и о трагедии народа. Чтец 2:
Чтец 1:
Чтец 2:
(А.А.Ахматова “Реквием”). Ведущий: А на пороге истории уже стоял жестокий 1941 год. Иосиф Кобзон. “Темная ночь”. (Уходит на фон). Чтец 1: Цветок, в росинках весь, к цветку приник, (С.Щипачев) Ведущий: Да, у войны не женское лицо, но в дни тяжелых испытаний святой долг по защите родной земли исполняли и женщины: медсестры, связисты, зенитчицы… Финал. (Из кинофильма “Красная палатка”) – лейтмотив. А зори здесь тихие… Автор, Васков, Мария Никифоровна. Автор: На 171-м разъезде уцелело двенадцать дворов. Немцы прекратили налеты, но кружили над разъездом ежедневно, и командование на всякий случай держало там две зенитные счетверёнки. Шел май 1942 года. На востоке немцы день и ночь бомбили канал на Мурманскую дорогу; на юге только-только приходил в себя блокадный Ленинград. Комендант разъезда хмурый старшина Васков писал рапорты по команде. Васков: Так вот, майор-то мне и говорит: “Чепушиной занимаетесь! Не комендант, а писатель какой-то!”. Ну так вот я ему и говорю: “А вы шлите непьющих и это… Что, значит, насчет женского пола.” А он мне: “Ладно, Васков, будут тебе непьющие. И насчет женщин тоже будут как положено. Но гляди, старшина, если ты с ними не справишься…”. Так вот я думаю, разве найдешь сейчас на фронте, кто будет нос воротить и от юбок, и от самогона. Мария Никифоровна: (глядя за дверь, язвительно) Гляди-ка, Федот Евграфыч, похоже, твои зенитчики прибыли. Сцена 2. Заходят Рита, Соня, Лиза, Галя, Кирьянова. Кирьянова: Товарищ старшина, первое и второе отделения третьего взвода пятой роты отдельного зенитно-пулеметного батальона прибыли в ваше распоряжение для охраны объекта. Докладывает помкомвзвода сержант Кирьянова. Васков: Та-ак, нашли, значит, непьющих. Из расположения без моего слова ни ногой. Пока обустраиваться приказываю. Сцена 3. За столом с полотенцем на голове сидят Рита Осянина и Женя Комелькова, пьют чай. Осянина: Знаешь, Женька, из довоенного времени я ярче всего запомнила школьный вечер, на котором познакомилась с пограничником лейтенантом Осяниным. Я была первой из класса, кто вышел замуж. И не за кого-нибудь, а за красного командира. И более счастливой девушки на свете просто не могло быть. Через год родила мальчика, Аликом назвали, Альбертом, а еще через год началась война. Хорошо, сына еще весной отправила к своим родителям. Меня хотели отправить в тыл, но я настырная, взяли санитаркой, а через полгода послали в зенитную школу. Что муж погиб на второй день войны, я узнала только в июле. Комелькова: Значит, и у тебя личный счет имеется. Осянина: И у тебя тоже? Комелькова: А я одна теперь. Маму, сестру, братишку – всех из пулемета уложили. Осянина: Обстрел был? Комелькова: Расстрел. Семьи комсостава захватили – и под пулемет. А меня эстонка спрятала в доме напротив, и я видела все. Все!.. Сестренка последней упала: специально добивали… Заходит Галя. Комелькова: Смотри, Рита, какая у нас Четвертак теперь красавица. Четвертак: Вот и мама мне так говорит, она у меня медик. Осянина: Галя, хватит врать! Хватит! Нет у тебя мамы! И не было! Подкидыш ты, и нечего тут выдумывать! Комелькова: Ну зачем же так, ну зачем? Нам без злобы надо, а то остервенеем. Как немцы остервенеем… Четвертак: Да, я всю жизнь жила в детском доме, потом в библиотечный техникум поступила, но так и не закончила, с последнего курса ушла вместе со всей группой на фронт. Брать не хотели, говорили, что не подхожу под армейские стандарты ни возрастом, ни ростом. А я врала, врала беззастенчиво. Взяли. Направили в зенитчицы. А теперь сама верю и в то, что возрастом старше, и в то, что мама - медицинский работник. Осянина: Прости, Галя. Поздно уже, пошли спать. Уходят. Сцена 4. Васков в доме. Забегает Осянина. Ищет Васкова. Осянина: Товарищ комендант! Товарищ старшина! Васков: Что? Осянина: Немцы в лесу! Васков: Так… Откуда известно? Осянина: Сама видела. Двое. С автоматами, в маскировочных накидках. Васков: (Рите) Команду – в ружье: боевая тревога. Кирьянову – ко мне. Бегом! (по телефону) “Сосна”, “Сосна”!.. Семнадцатый говорит. Давай Третьего. Срочно. ЧП!.. Товарищ Третий, немцы в лесу возле расположения. Обнаружены сегодня младшим сержантом Осяниной в количестве двух… … Гурвич, Осянина, Комелькова, Четвертак, Бричкина – ко мне. Идем на двое суток, так надо считать. Взять сухой паек, патронов… по пять обойм. Подзаправиться…Ну, поесть значит плотно. Обуться по-человечески. На все – сорок минут. Р-разойдись! Все уходят. Автор: Немцев оказалось не двое, а шестнадцать. За подмогой Васков отправляет Лизу Бричкину. Васков: Лиза, человек ты лесной, все понимаешь. Дорогу назад хорошо помнишь? Бричкина: Ага, товарищ старшина. Васков: Доложишь старшему обстановку. Мы тут фрицев покружим маленько, но долго не продержимся, сама понимаешь. Бричкина: Значит, мне сейчас идти? Васков: Слегу перед болотом не позабудь. Бричкина: Ага, побежала я. Бричкина уходит, за ней уходит Васков. Автор: Бричкина бежала в сторону 171-го разъезда, стараясь как можно быстрее вызвать подмогу. До болота добралась быстро. Перед тем, как лезть в дряблую жижу, она затаенно прислушалась. Страшным было одиночество, мертвая загробная тишина, повисшая над бурым болотом. Огромный бурый пузырь гулко вспучивался перед нею. Это было так неожиданно, что Лиза инстинктивно рванула в сторону. Всего на шаг в сторону, а ноги сразу потеряли опору, повисли где-то в гулкой пустоте. Пытаясь во что бы то ни стало удержаться, выкарабкаться на тропу, Лиза всей тяжестью навалилась на шест. Сухая жердина звонко хрустнула. Земли не было. Ноги медленно тащили вниз, и Лиза, задыхаясь, извивалась в жидком месиве. А тропа была где-то совсем рядом, шаг, полшага, но эти полшага уже невозможно было сделать. Сцена 5. Соня Гурвич читает стихи, незаметно подходит Васков. Гурвич:
Васков: Кому читаешь-то? Гурвич: Никому. Себе. Васков: А чего ж – в голос? Гурвич: Так ведь – стихи. Васков: А-а… Тятя с маманей живы у тебя? Или сиротствуешь? Гурвич: Пожалуй, знаете, сиротствую. Васков: Сама, что ль, не уверенна? Гурвич: А кто теперь в этом уверен, товарищ старшина? Васков: Курить до тоски хочется, да кисет девчата забыли. Гурвич: Я принесу, я знаю, где лежит!.. Гурвич уходит. Васков: Куда, боец Гурвич?.. Переводчик!.. Лишь бы не попалась… Это случайно не Гурвич крикнула? Автор: Далекий, слабый, как воздух, голос больше не слышался, но Васков все ловил его, медленно каменея лицом. Васков: Значит, нет больше Гурвич, убили ее фрицы… Васков уходит. Автор: Галя Четвертак уже ни о чем не думала, кроме Сони. Они шли молча… Хрустнула впереди ветка под тяжелой ногой. Васков только успел прошептать: “В кусты”. Коротко ударил автомат. С десяти шагов ударил в тонкую, напряженную спину, и Галя с разлету сунулась лицом в землю. Сцена 6. Осянина, Комелькова, Васков с перевязанной рукой. Васков: Погибли наши товарищи смертью храбрых. Не зря погибли: сутки выиграли. Теперь мой черед сутки выигрывать. И помощи не будет, а немцы сюда идут. Так давайте помянем сестренок наших, а там – бой надо принимать. Последний, по всей видимости. Автор: Все-таки сутки эти даром для немцев не прошли. Девчат Федот Евграфыч оставил у широкого плеса, указав ориентиры. А на себя взял мысок, где чаще всего немцы показывали себя. Но первый выстрел сделать ему не довелось. И даже когда гранаты начали рваться, он не испугался. Только девчат еще слушал каким-то третьим ухом: бьют еще винтовочки или нет. Бьют – значит живы. Значит, держат свой фронт, свою Россию. Держат!.. Осянина сидит в одной стороне сцены. Васков выходит с другой. Комелькова бежит от Риты к Васкову. Комелькова: Скорее! Рита! Васков: Чем? Комелькова: Гранатами… Женя уходит. Васков: Ничего, Рита, ничего… Он поверху прошел… Заживет. Осянина: Иди туда. Женька там. Васков: Сейчас спрячу тебя. Уводит она их от нас, в лес уводит. Васков уходит. Автор: Женя верила в себя всегда, и даже сейчас, уводя немцев от Осяниной, ни на мгновение не сомневалась, что все кончится благополучно, и даже когда первые пули ударили ее вбок, она просто удивилась. Ведь так глупо, так несуразно и нелепо было умирать в 19 лет… Немцы добили ее в упор, а потом долго смотрели на ее и после смерти гордое и прекрасное лицо. Васков понуро идет к Рите. Осянина: Женя погибла? Женя сразу… умерла? Васков: Сразу. Они ушли. За взрывчаткой, видно… когда я по лесу ходил, видел, где они ее прячут. Не победили они нас, понимаешь? Я еще живой, меня еще повалить надо. Осянина: (на руку) Болит? Васков: (на сердце) Здесь у меня болит. Так болит! Положил ведь я вас, всех пятерых положил, а за что? За десяток фрицев? Осянина: Ну зачем так… Все понятно, война… Васков: Пока война, понятно… А потом, когда мир будет? Что ответить, когда спросят, ведь всех я вас со смертью оженил. Осянина: Не надо, мы Родину защищали. Васков уходит. Автор: Смертельно раненая Осянина не захотела быть обузой для своего командира. Скорее Васков почувствовал, чем услышал этот слабый, утонувший в ветвях выстрел. Рита выстрелила в висок, но крови почти не было. Схоронил он ее и пошел навстречу немцам. Ведущий: Женщина и война… Что может быть более несовместимым? Женщина, дарящая жизнь и оберегающая ее, и война, уносящая эту жизнь. Чтец:
(Н.Бурова.) Ведущий: Прошли годы… А матери вновь скромно изо дня в день совершают свой незаметный подвиг – растят, поднимают на ноги детей, отправляют сыновей в армию, не думая, что исполнение интернационального долга может обернуться цинковым гробом. Афганская война, одна из трагических страниц нашей истории, оказалась в два раза длиннее, чем Великая Отечественная. Не дождавшиеся невесты, вдовы, матери, убитые горем потери. Песня Шведовой “Белый вальс” в исполнении ученицы школы. Ведущий: “Цинковые мальчики” - так назвала свою повесть Светлана Алексеевич. Мать: “ Он у меня маленького роста был. Родился маленький, как девочка, два килограмма, рос маленький. Обниму: - Мое ты солнышко. Ничего не боялся, только паука. Приходит с улицы… Мы ему новое пальто купили… Это ему исполнилось четыре года… Повесила я это пальто на вешалку и слышу из кухни: шлеп-шлеп, шлеп-шлеп… Выбегаю: полная прихожая лягушек, они из карманов его пальто выскакивают… Он их собирает: - Мамочка, ты не бойся. Они добрые. – И назад в карман запихивает. – Ты мое солнышко. Игрушки любил военные. Дари ему танк, автомат, пистолеты. Нацепит на себя и марширует по дому. Я солдат… Я солдат.. Идти в первый класс. Не можем нигде купить костюм, какой не купи – он в нем тонет. - Мое ты солнышко. Забирали в армию. Я молила не о том, чтобы не убили, а чтобы не били. Я боялась, что будут издеваться ребята посильнее, он такой маленький. Рассказывал, что и туалет зубной щеткой могут заставить чистить, и белье чужое стирать. Я этого боялась. Попросил: “ Пришлите все свои фото: мама, папа, сестренка. Я уезжаю…” Куда уезжает, не написал, через два месяца пришло письмо из Афганистана: “Ты, мама, не плачь, наша броня надежная”. - Мое ты солнышко… Наша броня надежная… Уж домой ждала, ему месяц остался до конца службы. Рубашечки купила, шарфик, туфли. И сейчас они в шкафу. Одела бы в могилку… Сама бы его одела, так не разрешили гроб открыть.. Поглядеть на сыночка, дотронуться… Нашли ли они ему форму по росту? В чем он там лежит? Первым пришел капитан из военкомата: - Крепитесь, мать… Я осела на пол: - Мое ты солнышко!!.. – Поднялась и набросилась с кулаками на капитана: Привезли гроб, я стучалась в гроб: - Мое ты солнышко! Мое ты солнышко… А сейчас хожу к нему на могилку. Упаду на камни, обниму: Ведущий: Афганистан, Приднестровье, Чечня…Сколько горя принесли эти войны матерям, потерявшим сыновей. Материнская любовь безгранична, бескорыстна, полна самоотверженности. Материнство на Руси всегда было святым. Фоновая музыка (James Lest “Night in white satin”) Чтец:
|