Реферат: Две разновидности интертекста в романе В. Орлова "Альтист Данилов"

И. А. Суханова

Часть 1

В нашей предыдущей работе [1] мы рассматривали семантические преобразования, которым подверглись в тексте романа Владимира Орлова "Альтист Данилов" прямые отсылки к поэме М.Ю. Лермонтова "Демон". Кроме измененных цитат и перифразов, которые главным образом и рассматривались в нашей статье, в романе содержится значительное количество отсылок к первоисточнику в виде аллюзий и включений отдельных слов. Такого рода перекличек мы коснулись только вскользь, остановившись подробно лишь на ключевом для романа слове демон.

Если отсылки в виде прямых цитат - точных или измененных - представляются бесспорными, то перифразы уже не так очевидны, отсылки же в виде аллюзий и отдельных слов оказываются наименее бесспорными. Однако в контексте романа, изобилующего нарочито эксплицированными отсылками к определенному источнику, вполне вероятны и менее отчетливо выраженные, а то и вовсе завуалированные переклички с тем же источником.

Само установление факта прямого заимствования не является основной целью нашей работы. Известно, что часто и сами авторы художественных произведений не могут сказать точно, было ли с их стороны сознательное обращение к первоисточнику или же сходство оказалось случайным (см. примеры, приведенные в книге А.К. Жолковского "Блуждающие сны" [2]). Уместно в этой связи сослаться на высказывание самого Вл. Орлова: "<...> начинаешь объяснять, откуда что берется, все неправда в этой расшифровке. <...> И я ничего не зашифровываю, все получается импровизированно. Что-то в тебе возникает непроизвольно, и дальше идет импровизация" [3]. Гораздо более значимыми представляются для нас сами факты сходства текстов, нежели причины этого сходства. Сравнительный анализ текстов в таком случае позволяет наиболее ярко высветить индивидуальные особенности авторской манеры, черты эпохи, литературного направления, то есть то, что, собственно, и отличает тексты друг от друга, делает их индивидуальными.

В указанной работе [1] мы говорили о том, что в романе Орлова обнаруживаются переклички не только с хрестоматийной восьмой редакцией "Демона", но и с шестью сохранившимися черновыми редакциями поэмы, а также с двумя ранними поэмами Лермонтова, тематически близкими "Демону": "Азраил" и "Ангел смерти". Этот круг источников выполняет по отношению к роману роль своеобразного свода правил "игры в демонов". Отсылки к данному кругу источников часто контаминируются с другими источниками, наиболее постоянными из которых представляются произведения, относящиеся к немецкой "фаустовской" традиции. "Столкновение" отсылок к произведениям этих двух групп часто придает смыслу цитаты неожиданный поворот.

Так, например, в промежуточной природе героя ("Данилов был демоном лишь по отцовской линии. По материнской же он происходил из людей" [4], с.23) откликаются, видимо, следующие фрагменты источников:

Полуземной, полунебесный <...> (Азраил, [5], c. 125).

Так ангел смерти съединился

Со всем, чем только жизнь мила <...> (С. 140)

(В дальнейшем этот персонаж - ангел, вселившийся в тело умершей Ады, т.е. существо двойной природы - назван "ангел-дева" - с.142, "Ангел смерти".)

А также:

Но две души живут во мне,

И обе не в ладах друг с другом.

Одна, как страсть любви, пылка

И жадно льнет к земле всецело,

Другая вся за облака

Так и рванулась бы из тела. (Гете. Фауст. Перевод Б.Л. Пастернака [6].)

"Я стою между двух миров, ни в одном не чувствуя себя дома, и потому мне приходится круто" (Т.Манн. Тонио Крегер. Перевод Наталии Ман [7].)

Ситуации и некоторые сюжетные ходы поэмы Лермонтова "Демон" находят отражение в романе. Но при этом происходит забавная смена функций персонажей. Так, демон Данилов оказывается на редкость добродетельным. Вместо того, чтобы губить людей, учить их греху, сеять зло, он помогает людям и исправляет их. (Здесь, возможно, отзываются фрагменты источников, говорящие о другом аспекте "промежуточности" персонажа: "Дева. <...> кто ты? Откуда? Ангел? Демон?

Азраил. Ни то, ни другое" - "Азраил", с. 127;

То не был ангел небожитель,

Ее божественный хранитель <...>

То не был ада дух ужасный,

Порочный мученик - о нет!

Он был похож на вечер ясный:

Ни день, ни ночь, - ни мрак, ни свет!.. "Демон", с. 517)

Вместо того, чтобы искушать людей, Данилов сам постоянно подвергается искушениям, причем не только со стороны своего демонического начальства, но и людей: Земского, хлопобудов, Клавдии Петровны и т.д. Демон Данилов осуждает и порицает людей-искусителей: скрипача Земского, сознательно толкнувшего к гибели своего коллегу Коренева; авантюриста Ростовцева, морочащего хлопобудов и Клавдию.

Можно привести и другие, более частные примеры сходства сюжета со сменой ролей.

Так, Демон впервые является Тамаре в тот момент, когда она оплакивает гибель своего жениха, и утешает ее, видимо, уже намереваясь ее погубить. Знакомство Данилова с Наташей происходит почти одновременно с гибелью Коренева, которого она когда-то любила. Данилов в этой ситуации отказывается ее утешать, так как боится ее погубить или причинить ей зло.

Демон искушает "властителя Синодала", который под его влиянием забывает помолиться в пути, так как

Он в мыслях, под ночною тьмою,

Уста невесты целовал (C.512),

и это приводит князя к гибели. Данилов - наяву - целуясь с Наташей в ночном подъезде, теряет бдительность, и у него в этот момент похищают альт; то есть пародийно Данилов выполняет роль "властителя Синодала".

Треугольник "Данилов - Наташа - Кармадон" может напоминать треугольник "Ангел - Тамара - Демон", но при этом Данилов оказывается соответствующим именно Ангелу, хотя в отличие от него не уступает Наташу сопернику.

На уровне языковых единиц в романе можно найти отсылки, просто констатирующие связь с первоисточником:

"И когда умер звук, Данилов, словно бы не желая расставаться с ним, долго еще держал смычок у струн ..." (C.42);

Слова умолкли в отдаленье,

Вослед за звуком умер звук. (C.516)

Но это случай практически единичный. Большинство же отсылок подвергается смысловым преобразованиям, и если в случае с цитатами и перифразами контекст работает в основном на снижение, то в аллюзиях и при включении отдельных слов на первое место, как и на уровне сюжета, выходит смена функций персонажей, снижение при этом продолжает играть довольно значительную роль. Сопутствующие "Демону" источники представлены шире именно в виде аллюзий и включений отдельных слов, нежели в виде измененных цитат и перифразов.

Рассмотрим конкретные случаи.

Включение отдельных слов из первоисточника в новый контекст.

Отсылки к "Демону" "требуют", чтобы в романе присутствовало имя Тамара. Оно действительно есть в произведении, но так зовут не возлюбленную героя, а жену его приятеля Муравлева, которая "смотрит на него [Данилова] душевным материнским взором" (C.7), угощает его обедами; упоминаются (в сцене дуэли с Кармадоном) "варежки Данилова, связанные ему к прошлой зиме Муравлевой" (C.152). Таким образом, и здесь имеет место игра со сменой ролей, сопровождаемая деромантизацией, снижением в обыденность, в уютный земной быт.

В поэме Лермонтова дважды встречается слово херувим. В первом случае сообщается, что прежде, до падения, в свои лучшие дни Демон сам был херувимом:

Тех дней, когда в жилище света

Блистал он, чистый херувим <...> (C.504).

Во втором случае херувимом назван Ангел, слетевший к Тамаре:

Посланник рая, херувим <...> (C.523).

Демон для него враг:

И от врага с улыбкой ясной

Приосенил ее крылом <...> (C.523).

В свою очередь Демон чувствует к Ангелу старинную ненависть:

И вновь в душе его проснулся

Старинной ненависти яд. (C.524).

В романе ситуация перевернута: Данилов изначально демон, поэтому падением для него является дисквалификация в херувимы "Это было опасно! Этак его могли дисквалифицировать в херувимы! А что уж хуже и позорнее этого!" (C.25). То есть противопоставление, старинная ненависть остается, и если уж падший ангел становится демоном, то падшему демону ничего не останется, как стать херувимом. Добавлена снижающая деталь: перевод в херувимы неприятен еще и потому, что "ходить босым Данилов не любил" (C.25). Снижению же способствует канцеляризм дисквалифицировать.

В поэме Лермонтова ангел и Демон имеют крылья /крыла/, на которых перемещаются в эфире [8].

Его крыло не шевелится! (C.522);

Приосенил ее крылом <...> (C.523);

И медленно, взмахнув крылами,

В эфире неба потонул. (C.524);

И в страхе я, взмахнув крылами,

Помчался <...> (C.527);

В пространстве синего эфира

Один из ангелов святых

Летел на крыльях золотых <...> (C.537).

В романе Орлова о герое сообщается: "Никаких крыльев у него, естественно, не было" (C.20), потому что "мода на них давно прошла" (C.20) и их "никто в эфире уже не носил" (C.20). Романтический атрибут превращен в бытовую деталь, к тому же совершенно лишнюю: "и не были нужны ни ему, ни его знакомым ни крылья, ни двигатели ..." (C.21), - которая может войти в моду и выйти из моды; крылья можно пошить: "<...> Данилов одним из первых пошил себе крылья <...> Крыльев он пошил восемь <...>" (C.20-21). Выйдя из моды, крылья могут "валяться в кладовке" и выжимать слезу у чувствительного героя, так как "старые вещи трогают иногда до слез его чувствительную душу" (C.21). Демонские крыла в соответствии с модой заменяются крыльями от самолетов [9]: "и от "боингов", и от допотопных "фарманов",
Notice: Undefined variable: print in /home/area7ru/literature.area7.ru/docs/index.php on line 599

Notice: Undefined offset: 1 in /home/area7ru/area7.ru/docs/linkmanager/links.php on line 21