Сочинения по литературе и русскому языку Статья: О стихотворении А.С. Пушкина «Из Пиндемонти»Notice: Undefined variable: description in /home/area7ru/literature.area7.ru/docs/index.php on line 596 Notice: Undefined variable: br in /home/area7ru/literature.area7.ru/docs/index.php on line 596 Добавлено: 2012.10.29 Просмотров: 851 Кибальник С.А. Отсылка к Пиндемонте в заглавии стихотворения «Не дорого ценю я громкие права...» (III, 420), как известно, является мистификацией. Именем веронского поэта Пушкин воспользовался, вероятно, как «прикрытием для отвлечения цензурных подозрений от своего стихотворения, которое он, очевидно, готовил к печати (оно известно по двум рукописям)». Первоначально стихотворение было озаглавлено: «Из Alfred Musset» (III, 1032). М. Н. Розанов полагал, что существуют реальные основания для обоих подзаголовков, и видел в одной из “Sermoni” Ипполито Пиндемонте, «По¬литические мнения», и в стихотворении Мюссе «Посвящение Альфреду Т.» источники этого пушкинского шедевра. Сходство этих произведений со стихотворением «Не дорого ценю я громкие права...» ограничивается, од¬нако, «общими для поэзии эпохи романтизма мотивами свободолюбия, осво¬бождения личности от гнета общественных условий; но о зависимости Пушкина от Мюссе или Пиндемонте не может быть и речи». Впрочем, от¬меченные параллели показывают, что Пушкин не случайно выбрал эти два имени, а сослался на поэтов, у которых действительно есть близкие ему мотивы. Стихотворение «Из Пиндемонти» помечено в автографе цифрой VI и как-то связано со стихотворениями «Отцы пустыниики и жены непо¬рочны», «Подражание италиянскому» и «Мирская власть», имеющими цифровые обозначения II, III и IV. По предположению Н. В. Измайлова, эти стихи должны были составить единый, так называемый каменноостровский цикл 1836 г. Незаполненные места в этом цикле чаще всего отводятся стихотворениям «Когда за городом задумчив я брожу...» и «Напрасно я бегу к сионским высотам...». Стихотворения «Отцы пустынники и жены непорочны…», «Подражание италиянскому» и «Мирская власть» «облечены в форму церковно-религиозной поэзии: евангельской легенды и христианской молитвы». «Напрасно я бегу к сионским высотам…» - это антоогический «отрывок». В стихотворении «Из Пиндемонти» также чувствуется некая классическая основа. Прежде всего она проступает в стихах: Я не ропщу о том, что отказали боги Мне в сладкой участи оспоривать налоги… Классический оттенок стихотворению «Из Пиндемонти» придает также построение его на основе принципа «исчерпывающего деления», т. е. расчленения темы или мотива на максимально возможное число вариантов и перечисление их в длинном ряду однородных синтаксических конструкций. Принцип исчерпывающего деления – это принцип классического стиля в поэзии. Генетически же это принцип античной поэзии. В пушкинскую эпоху он был органично усвоен русскими поэтами, однако классическую окраску сохранил. Стихотворение «Из Пиндемонти» почти целиком построено по принципу исчерпывающего деления. После «объявления темы» в первых двух стихах весь остальной текст до финальной «пуанты» (– Вот счастье! Вот права…) состоит из четырех таких «делений»: Я не ропщу о том, что… Иные, лучшие мне дороги права, Иная… Зависеть от царя, зависеть от народа… X Никому Отчета не давать, себе лишь самому Служить и угождать… Меняются лишь начальные члены, остальные присоединяются как однородные. В двух случаях есть небольшие переходы от одного «деления» к другому: Все это, видите ль, слова, слова, слова. и Не все ли нам равно? Бог с ними. Классическое звучание стихотворения «Не дорого ценю я громкие права…» создается также александрийским стихом, размером антологических произведений Шенье, Батюшкова, самого Пушкина. Но все это могло бы так и остаться на уровне оттенков, если бы античные ассоциации не возникали из самого содержания стихотворения. Его составляет апология внутренней и внешней свободы человека, наслаждении искусством и общения с природой, противопоставленная суетному стремлению к власти и государственной деятельности. Поворот темы, таким образом, отчасти заставляет нас вспомнить поэзию Горация. Все эти мотивы имеют непосредственные аналоги в русской горацианской поэзии 1800 – 1810-х гг., в частности, в лицейских стихотворениях самого Пушкина – «Городок», «Мечтатель», «Послание к Юдину». Особенно близко к «Из Пиндемонти» последнее: Вдали обманчивых красот, Вдали нахмуренных забот И той волшебницы лукавой, Которая весь мир вертит, В трубу немолчную гремит И – помнится – зовется Славой, - Живу с природной простотой, С философической забавой И с музой резвой и младой… (I, 169) Однако близость эта весьма относительна. И дело здесь не только в неполном совпадении некоторых мотивов, а в существенной трансформации их и принципиально ином значении. В лицейском творчестве они призваны создать условный образ поэта-эпикурейца. Эта традиция условной горацианской поэзии еще в лицейских период была преодолена Пушкиным: Блажен, кто в шуме городском Мечтает об уединеньи, Кто видит только в отдаленьи Пустыню, садик, сельской дом… (<Из письма к кн. П.А.Вяземскому>, 1816 – I, 180) В стихотворении «Из Пиндемонти» мотивы, близкие к поэзии Горация, выражают непосредственные чувства поэта. Характер стихотворения настолько далек от условности, что предположить возвращение к этой давно преодоленной традиции невозможно. Впрочем, для Пушкина 1830-ч гг. гораздо более характерно непосредственное обращение к античной лирике – хотя и в переводах – чем усвоение ее образов и мотивов через современную поэзию. «От условных античных символов к живым образам древнего мира, от горацианских имитаций во французском вкусе к подлинному Горацию» – такова эволюция Пушкина в плане освоения творчества римского поэта. Действительно, через полтора месяца после создания стихотворения «Из Пиндемонти» Пушкин пишет «Я памятник себе воздвиг…», к 1835 г. относится перевод оды Горация к Помпею Вару “O saepe mecum tempus in ultimum” (II, 7), а еще ранее, в 1833 г., поэт работал над переводом оды к Меценату “Maecenas atavis edite regibus” (I, 1). Последний перевод не был окончен – Пушкин перевел только 8 стихов из 36 у Горация. Однако и по этому отрывку можно заметить некоторое, самое общее сходство его со стихотворением «Из Пиндемонти». В наброске перевода «Царей потомок, Меценат…») в полном соответствии с началом оды Горация речь идет об иных, чуждых поэту человеческих стремлениях, в стихотворении «Из Пиндемонти» - о человеческих правах, к которым не стремится и которыми не дорожит автор. Далее у Горация к стремлению получить награду за победу в ристаницях колесниц и желанию стать избранником толпы «непостоянных квиритов» – что вошло в пушкинский перевод – присоединяются также привычка к земледельческому труду и, напротив, тяга к морским путешествиям, склонность к спокойной, эпикурейской жизни, стремление к бранным подвигам и увлечение охотой. В конце следует характерное вообще для Горация противопоставление собственной жизненной философии прочим. Сходство композиционного построения оды к Меценату и стихотворения «Из Пиндемонти» несомненно. У Горация первая часть стихотворения, так же, как и у Пушкина, построенная по принципу исчерпывающего деления, посвящена стремлениям других людей. У Пушкина речь идет о правах, но о правах, к которым стремятся другие, правах, «от коих не одна кружится голова». При этом Пушкин развивает только один мотив из имеющихся у Горация: мотив власти, государственной деятельности. В оде к Меценату этому соответствует: Hunc si mobilium turba Quiritium Certat tergeminis tollere honoribus (Есть другие, кому любо избранником Быть квиритов толпы, пылкой и ветреной). (Стихи 7 – 8) В переводе Пушкина это звучит так: Другие на свою главу Сбирают титла знамениты, Непостоянные квириты Им предают … молву. Упоминание Пушкиным богов: Я не ропщу о том, что отказали боги Мне в сладкой участи оспоривать налоги… – также соотносится с текстом Горация. Различные человеческие стремления, которые перечислены в оде, являются способами достижения жизненного счастья. Счастье же у Горация приближает человека к богам: Sunt quos curriculo pulverem Olimpicum Collegisse iuvat metaque frvidis Evitata rotis, palmaque nobilis Terararum dominos evehit ad deos (Есть такие, кому высшее счастие – Пыль арены взметать в беге увертливом Раскаленных колес: пальма победная Их возносит к богам, мира властителям). (3 – 6) В переводе Пушкина: И, заповеданной ограды Касаясь жгучим колесом, Победной ждут себе награды И мнят быть равны с божеством. (Есть такие, кому высшее счастие – Пыль арены взметать в беге увертливом Раскаленных колес: пальма победная Их возносит к богам, мира властителям). (3 – 6) Также: Me doctarum hedaerae praemia frontium Dis miscent superis… (Но меня только плющ, мудрых отличие, К вышним близит…) (29 – 30) К объявлению своих собственных стремлений Гораций переходит сразу. У Пушкина этому предшествует декларация равнодушия к тем «громким правам», о которых шла речь в первой части стихотворения: Все это, видите ль, слова, слова, слова. Иные, лучшие мне дороги права; Иная, лучшая потребна мне свобода: Зависеть от царя, зависеть от народа – Не все ли нам равно; Бог с ними. В последней, «положительной» части стихотворения |