Сочинения по литературе и русскому языку Сочинение: Николай ГумилевNotice: Undefined variable: description in /home/area7ru/literature.area7.ru/docs/index.php on line 596 Notice: Undefined variable: br in /home/area7ru/literature.area7.ru/docs/index.php on line 596 Добавлено: 2012.08.26 Просмотров: 803 Министерство образования и науки УкраиныМеталлургический техникум Николай Гумилев Жизнь и творчестворефератпо предмету зарубежная литература Выполнил ст. гр. МЭПЗ – 00 1/9 Д. Г. Корнеев Проверил преподаватель Н. В. Колесникова Запорожье 2001План 1.Жизненный путь писателя. а) детство, отрочество, юность; б) делать себя. 2. Творческое наследство Гумилёва. а) Гумилёв-драматург; б) поэзия. Это единственный из великих поэтов Серебряного века, казненный Советской властью по приговору суда. Остальные либо замучены бессудно (Клюев, Мандельштам), либо доведены до самоубийства (Есенин, Маяковский, Цветаева), либо умерли до срока от физических и духовных потрясений (Блок, Хлебников, Ходасевич), либо – в лучшем случае – перенесли преследования и гонения (Пастернак, Ахматова). Гумилёва постигла самая ранняя и самая жестокая кара. Чекисты, расстреливавшие его, рассказывали, что их потрясло его самообладание: – И чего он с контрой связался? Шел бы к нам – нам такие нужны! [1] Говорят, фамилия Гумилёвых происходит от латинского слова humilis, что значит: смиренный. Может быть, так оно и есть. Но совершенно точно, что самый яркий представитель этой фамилии, внесший ее в историю литературы, – поэт Николай Степанович Гумилёв – жил вопреки всякому смирению. С раннего возраста он делал себя сам, и потому признавал над собою только собственный суд. Тайна судьбы Гумилёва – в странной притягательности его характера для утверждающейся советской поэзии при полной неприемлемости его поведения для утверждающейся Советской власти. Никому не дано сказать о Поэте больше, нежели делает это сам он в своих стихах. Ни родным, ни друзьям, ни современникам, ни исследователям. Можно создать многотомную биографию. Но Поэт всегда больше своей биографии, потому что он – целый самостоятельный мир, счастье и трагедии, гармония и разлады которого будут доходить к потомкам и спустя десятилетия, века, как доходит к нам из глубин бездонной Вселенной свет давно погибших звезд. Судьба Николая Гумилёва заставляет вспомнить слова другого страдальца времени, замечательного писателя Александра Солженицына: «Несчастная гуманитарная интеллигенция! Не тебя ли, главную гидру, уничтожали с самого 1918 года – рубили, косили, травили, морили, выжигали? Уж, кажется, начисто! уж какими глазищами шарили, уж какими метлами поспевали! – а ты опять жива? А ты опять тронулась в свой незащищенный, бескорыстный, отчаянный рост!..» Дед поэта со стороны отца, Яков Степанович, служил дьяконом в приходе (село Жолудево Спасского уезда Рязанской губернии), имел достаточно большую семью – шестерых детей – и, пока был жив, заботился о том, чтобы дети шли проторенным путем. Александр, старший сын, преподавал в Рязанской семинарии, дочери вышли замуж за священников. Ничего не оставалось делать, как связать себя с духовенством, и младшему сыну, Степану: на ученье он был отдан в ту же, Рязанскую духовную семинарию, где учительствовал его брат. И место ему уже было подготовлено – отцовский приход. Но, хотя в учении он был усерден и прилежен, – в 18 лет объявил о том, что видит свое будущее иным, не духовным, а светским. Уже тогда в нем явно угадывалась одна из характерных наследственных черт Гумилёвых – упорство, сопряженное с трудолюбием. Можно только догадываться, какие страсти бурлили в это время в семье, и какими разговорами были заняты дни и вечера, но факт остается фактом: зная о несогласия семьи и о том, чем грозит ему непослушание, Степан Яковлевич делает все же по-своему и поступает в Московский университет, на медицинский факультет. Справедливо полагая, что особой помощи ждать неоткуда, молодой человек становится государственным стипендиатом (это значит – затем с обязательной, после обучения, службой в указанном месте). По свидетельству А. Гумилёвой, дополнительно заработанные репетиторством деньги он отправлял матери. Когда в 1861 году университетский курс обучения был завершен, медик Гумилёв получил назначение корабельным врачом в знаменитую морскую крепость Кронштадт. Именно принадлежность к флоту, определенное окружение сыграло свою роль и в выборе спутницы жизни. Ставший к тому времени вдовцом (первая жена, А. М. Некрасова, умерла, оставив его с трехлетней дочкой Сашей на руках), Степан Яковлевич познакомился у адмирала Л. И. Львова с молодой обаятельной Анной Ивановной, сестрой адмирала, на которой и женился в 1876 году. Львовы – представители одной из старых дворянских фамилий, род свой ведущие от князя Милюка, оставившего в наследство потомкам имение Слепнево, в котором почти всю жизнь до замужества и провела Анна Ивановна. Вот в этой семье, через полтора года после рождения первого сына, Дмитрия, и родился второй – Николай. Это произошло 3(15) апреля 1886 года в Кронштадте, где Степан Яковлевич дослуживал последний год корабельным врачом перед выходом в отставку. Николай родился бурной штормовой ночью, и, по семейному преданию, старая нянька предсказала, что у него «будет бурная жизнь». Конечно же, как это чаще всего бывает, слова эти наполнили более глубоким, известным нам теперь смыслом лишь потом, спустя десятилетия, задним числом. Но все же они прозвучали, и волны времени стали неумолимо приближать нового, только появившегося на свет человека к тем бурям и потрясениям, которые очень сильно изменят жизнь всего этого поколения: к 1905-му, и 1914-му, и 1917-му... Детство и отрочество этого поколения останутся в иной эпохе, « другом миропорядке. К моменту, когда 9 февраля 1887 года был подписан высочайший приказ о выходе С. Я. Гумилёва в отставку с мундиром и пенсионом, – по соседству с летней императорской резиденцией, в Царском Селе, уже был облюбован тихий дом на Московской улице, в который и перебралась семья, озабоченная теперь прежде всего здоровьем и воспитанием детей. Особым пристрастием к наукам младший Гумилёв не отличался ни в детстве, ни в юности. Но в пять лет уже умел читать и не без удовольствия сочинял, выискивая из обилия слов именно рифмующиеся. Получив первоначальное минимальное образование на дому, Николай успешно сдал экзамен в приготовительный класс Царскосельской гимназии, однако вскоре заболел и вынужден был прервать занятия. Их заменила домашняя подготовка, в которой юного ученика особенно привлекала география и все, что было связано с этим предметом. Увы, и гимназия Гуревича в Петербурге тоже не вызвала у него восторга, – с гораздо большим интересом и даже упоением он предавался играм в индейцев, чтению Фенимора Купера, изучению повадок окружающей живности и, конечно же, сочинительству, в котором главное место отводилось экзотике. И это понятно: когда человеку 14 лет, его увлекают приключения, путешествия (пусть и описанные другими), фантазии, мечты о необычном, о великой будущности. Дополнительным толчком, импульсом для выражения своих эмоций и внутренних переживаний в стихах стал переезд семьи в Тифлис, куда решено было перебраться из-за открывшегося в 1900 году у Дмитрия туберкулеза. Время, проведенное на Кавказе, – более двух лет – было очень насыщенным и многое дало юному Гумилёву: не только новых друзей, обретенных в лучшей в городе 1-й Тифлисской гимназии, но и определенную самостоятельность, независимость, к которой он так стремился (когда семья на лето уехала в недавно приобретенное в Рязанской губернии имение Березки, Николай остался в Тифлисе один); и окрыление первой влюбленностью; и самоутверждение – именно в этот период, 8 сентября 1902 года, в газете «Тифлисский листок» было опубликовано его стихотворение «Я в лес бежал из городов...» В 1903 году он вернулся в Царское Село уже автором целого альбома – пусть откровенно подражательных, но искренних – романтических стихотворений, которые сам достаточно высоко ценил и даже посвящал и дарил знакомым девушкам. Именно здесь, в Царском Селе, впервые за долгие гимназические годы учебное заведение стало хоть сколь либо привлекать Гумилёва. Вернее, не сама по себе гимназия – учился он по-прежнему плохо и с неохотой, к тому ж по приезде из Тифлиса, за неимением вакансий, в седьмой класс был определен интерном (вольнослушателем)... Нет, конечно, не сама гимназия, а ее директор, поэт Иннокентий Федорович Анненский, с которым не сразу, но все же завяжутся беседы; которому будет подарен затем первый настоящий, типографским способом напечатанный сборник стихов; тот самый Анненский, памяти которого будут посвящены замечательные строки поистине благодарного ученика: Я помню дни: я, робкий, торопливый, Ходил в высокий кабинет, Где ждал меня спокойный и учтивый, Слегка седеющий поэт. Десяток фраз, пленительных и странных, Как бы случайно уроня, Он вбрасывал в пространство безымянных Мечтаний – слабого меня... Детство стремительно заканчивалось, а точнее, уже почти и закончилось к тому времени, застав гимназиста Гумилёва в довольно неопределенном состоянии; с одной стороны – ученик седьмого класса, усердно разрисовывающий стены своей комнаты под подводный мир, но, с другой стороны, – идет, ни много ни мало, восемнадцатый год жизни. А это что-нибудь да значит. Впрочем, сам он особой неопределенности не ощущал, ибо занят был главным – делал себя. Почти все, кто станет потом, спустя годы, писать о Гумилёве-поэте, Гумилёве-путешественнике, Гумилёве-воине и Гумилёве-организаторе, будут отмечать такие черты характера, как твер |