Текстовые доминантны стихотворения М.Ю. Лермонтова "Парус"

Выразительность в «Парусе» создается наглядной образностью. В минимальном использовании слов поэту удалось передать широкое полотно человеческого бытия. В тексте не только виден морской пейзаж, нарисованный, кстати, далеко не щедрой кистью мариниста, в нём отражены глубокие переживания и раздумья автора.

Спектр художественных установок на амбивалентную неопределенность развивается в тексте целым рядом средств. Так стремление к воле у Лермонтова выступает в двух прямо противоположных аспектах: бури и покоя, которые взаимно уравновешивают друг друга и переходят одно в другое. Этот же приём использовался восемнадцатилетним поэтом в стихотворении "Желанье", где вид бурных страстей

(челнок досчатый
С полусгнившею скамьей,
Парус серый и косматый,
Ознакомленный с грозой)

нужны были поэту для того, чтобы разгуляться в буйном споре «с дикой прихотью пучин». Но к концу стихотворения этот душевный порыв сменяется контрастной сценой безмятежного мечтанья рая.

Душевная контрастность противоречивых устремлений лирического героя одновременно оказывается и их внутренним единством. В "Желанье" контрастные и противоречивые порывы даны порознь, в отдельных строфах, а в "Парусе" они сливаются так, что буря вбирает покой, а покой растворяется в буре. В основу стихотворения положена последовательная контрастность, которая дополняется внутренней дисгармонией, единством противоположных переживаний. Аллегоричность приобретает сдержанную палитру, философский смысл – поэтическую формулу. Через конкретную, одновременно контрастную, пейзажную зарисовку разбушевавшейся и умиротворившейся стихии отдалённо проступает философский смысл стихотворения.

Образ моря – пример необъятной сини – противопоставлен маленькому белому парусу. Таким состоянием объясняется тревожная интонация, углубляющая контраст:

Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..

В оппозицию вступают обе части: "ищет он" противостоит "кинул он", "стране далекой" – "край родной" (цезуры после второй стопы). В свою очередь контрастные формулы объединяются образами моря и одинокого паруса. Одиночество паруса приобретает некое "определенное положение" – между "страной далекой" и "краем родным". И это объединение также подчеркнуто анафорическим употреблением слова "что".

Далее пространственный контраст дополняется временной антитезой. Строкам:

Играют волны – ветер свищет,
И мачта гнется и скрипит...

соответствуют строки, в которых выражено иное по времени и по существу состояние стихии:

Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой...

Парус оказывается между двух синих стихий – небом и морем. Общий цвет не объединяет, а усиливает новый контраст, который также проведен последовательно и зафиксирован в антитезах: "Играют волны – ветер свищет...", "Под ним" – "Над ним". Столь же явно контрастируют пятая и шестая строки между собой:

Увы! Он счастия не ищет,
И не от счастия бежит!

Они непосредственно связывают второе четверостишие с первым:

Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..
Увы! Он счастия не ищет,
И не от счастия бежит!

Менее заметен контраст внутри второго и третьего четверостиший.

По убеждению автора, счастье достигается только в боренье, но «парус», «счастия не ищет, и не от счастия бежит!». Само состояние природы, усугубляющее общее ощущение угнетённости, вынуждает его «просить» бурю. К концу века эту тему разовьёт Н.А. Некрасов в стихотворении «Душно! без счастья и воли...: «Буря бы грянула, что ли? Чаша с краями полна!».

В «Парусе» проявляется внутренний конфликт между стихией и человеческим сознанием. Человек и природа существуют каждый по своим законам. Их устремления не обязательно совпадают. «Конфликт» между «морем» и «парусом» символизирует противоречие между жизнью вообще и человеческой личностью, оказавшейся в океане жизни в одиночестве. Личная воля вступает в контраст с состоянием стихии. Как одиночка, он недостаточно активен: движения его напрягают, покой не устраивает, «счастия не ищет» и «не от счастия бежит». «Переживание реального чувства, единого в противоречиях и не существующего вне этих противоречий, вне внутренне неразрешенной коллизии, объясняет природу одиночества человека, брошенного в море жизни, вечно мятущегося и не знающего счастья ни в покое, ни в буре, ибо буря чревата покоем, а покой – бурей. Человек оказывается вечно неудовлетворенным, внутренне не застывшим. Он не может, подобно природной стихии, пребывать в каком-то одном состоянии – покоя или бури. Закон его жизни – мятеж», – верно отмечает А. Панарин [1.]

Это единственная реальность, которую он чувствует. Внутреннее борение противоречивых чувств порождает внешнюю противоречивость, что передаётся в двух планах. Контраст составляют в этом смысле первые строки "Паруса" с его последними строками. Начав с внешней картины ("Белеет парус одинокой // В тумане моря голубом!.."), Лермонтов заканчивает картиной внутренне неразрешимых противоречий ("А он, мятежный, просит бури, // Как будто в бурях есть покой!"), где образы бури и покоя, не утрачивая точного значения, приобретают смысл символов, характеризующих внутренние переживания:

Играют волны – ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит...
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой...

Смысл «Паруса» заключён, конечно, не в столкновении бури и покоя, таких различных меж собой понятий. Поэт исходит из характерного для романтиков постулата: природа наделена душой. Так появляется возможность сопоставления природных всплесков с человеческими переживаниями.

Этот конечный перенос конфликта вовнутрь подготовлен предшествующими четверостишиями, где каждой внешней картине противопоставлена глубокая духовная коллизия. Вместе с тем неразрешенность конфликта «паруса» и «моря» высвечивает на конфликт между человеком и жизнью. Противоречивое состояние покоя-бури в стихотворении выступает не только в соотнесенности с законом природной стихии, по своей воле становящейся то бурей, то покоем, но и осознается как печальная необходимость, которую человек не волен изменить. Вечная неудовлетворенность делает человека несчастливым, и он, противопоставляя себя стихии, одновременно тоскует по естественным красотам бытия.

В дальнейшем именно такие состояния будут казаться иногда Лермонтову подлинным счастьем и блаженством ("Выхожу один я на дорогу...", «И скучно и грустно», «Сосед»). А в ранней лирике, и в частности в "Парусе", они вынуждают поэта глубоко прятать жажду непосредственного деяния за тоской и грустью.

Одним из проявлений общей приглушенности тона является позиция автора. Он наблюдает за происходящим, но сочувствует ли? Осуждает ли кого? Удивлён ли? Подобное повествование придаёт описанию оттенок нереальности. По мнению Д.С. Лихачева, «Художественное творчество «неточно» в той мере, в какой это требуется для сотворчества читателя, зрителя или слушателя. Неточность образа необходима для восполнения этого образа творческим восприятием читателя или зрителя» [2.].

Вопросительная интонация в начале стихотворения, отрицательные или некатегоричные выражения (счастия не ищет, и не от счастия бежит, что ищет, что кинул) так же служат эффектам приглушения, как и намеренно сниженное красноречие автора, придающее обычность его стиховой структуре: последовательность рифмующих слогов дает картину – окой-ом; – ищет-ит; – ури-ой.

«Парус» отличает и необычная композиция. В основе этой лирической миниатюры лежит принцип простой эмблемы. Парус – аллегорическое обозначение лирического героя, буря и затишье – типичные для романтизма пейзажные эквиваленты соответствующих душевных переживаний. Рифмовкой, синтаксисом и тематическим параллелизмом (в каждой строфе герой сначала излагает свои наблюдения за стихией, а затем «вписывает» личностные переживания героя) строфы четко членится на две равные части. При этом композиция всего стихотворения строится на нарастании эмоций от первой строфы ко второй: нарастает интенсивность каждого из полюсов двойственной ситуации – страстное «тоскливое одиночество»/ жажда побороть рок; наблюдается с одной стороны – контраст между ними, а с другой – теснота их взаимного переплетения. Третья строфа отличается снижением, интонацией умиротворенности через которую вдруг прорывается сокровенное «мятежный просит бури!». Тем самым подобие строф нарушается, чему способствует перетекание рифменных созвучий. Этот эффект усиливает анафора (Что ищет он? Что кинул он?). В результате возникает тенденция к объединению строф в единую нарастающую к концу стихотворения конструкцию.

В сюжетно-тематическом плане «одиночество» трактуется как радостное подтверждение догадки о возможности выстоять в одиночку перед мощью стихии.

Способ изложения нарастание чувства состоит в ритмико-интонационной интенсивности: от первой строфы ко второй повышается одновременно и цельность, и дробность периодов, усиливаются и соответствующие признаки «страсти» – соперничают динамика силы действия волн и противодействия им маленького «ветрила».

Автор акцентирует контраст между полюсами темы и одновременно подчёркивает необходимость их взаимопроникновения. Последняя строка олицетворяет одновременно как успокоенность стихии, так и отказ от её безмятежной «лазури».

Композиционная схема, прочерченная анафорическим приёмом (что ищет? что кинул; над ним – под ним), позволяет проявиться единству обоих полюсов локальной темы. Диапазон ее выразительных возможностей в принципе включает эффекты: в начале стихотворения в полной степени проявляется эффект нагнетания (результат ритмического учащения), но есть и интонации спада (результат ритмического измельчения), а также углубления, иногда лирического погружения в себя (содержательная интерпретация нарастания, происходящего без развития вширь).

Здесь просматривается, по-видимому, последняя возможность, хорошо согласующаяся с желанием.

Композиция стихотворения в целом предстает в виде цикла совмещений, как бы вложенных друг в друга и сгущающихся к концу. Мотивы «одиночества» и «страсти» проходят через все стихотворение, но наиболее полно представлены в третьей строфе, ещё конкретней – в заключительной строке, как резюме.

В сжатом виде представлено соотношение, имеющееся между начальным и заключительным эпизодами внутри каждой из строф. Четкость этой параллели подчеркнута анафорической связью и интонационным и смысловом сходством .

Таким образом, авторское разрешение темы проведено через ряд приёмов:

1. контрастность ассоциаций (мирная картина и тревожные мысли);
2. метафорическое переосмысление парусника в человека (алогизм с точки зрения здравого смысла и логики факта);
3. субъективный вывод:
   Под ним струя светлей лазури,
   Над ним луч солнца золотой –
   А он, мятежный, просит бури,
   Как будто в бурях есть покой.

Этот пример убеждает в том, что последовательность языковых и литературных приемов создает множественную точку зрения, которая и становится центром надсистемы, воспринимаемой как иллюзия самой действительности. Специфическое соотношение множественных составляющих существенно именно для стиля Лермонтова, стремящегося воссоздать соотношение покоя и бури. В результате художественный текст приобретает философское звучание, коррелирующее с темой. В итоге «Парус» художественно воспроизводит такую важную сторону реального мира, как его неисчерпаемость в любой исходной.

Литература:

1. Панарин А. Завещание трагического романтика // Москва. 2001.- М. 2001.- М.7. С. 3-41.
2. Лихачев Д.С. О точности литературоведения// Литературные направления и стили. МГУ, 1976. С. 17.