Фольклорные жанры, сопровождающие обряды, связанные с рождением ребенка у бурят

Эта тема выбрана мной в связи с тем, что наша школа на протяжении пяти лет работает по программе развития «этнокультурной школы».

Цель данной работы заключается в том, чтобы познакомить учащихся с традициями и обрядами бурят; показать разнообразие фольклорных жанров, сопровождающих родильные обряды, которые на пути эволюционного развития претерпели значительные изменения и упрощения, определить их функции, проанализировать содержание, рассмотреть поэтику этих произведений.

Рождение ребенка является большим событием в семейном быту бурят и всегда сопровождается разными обрядами. Эта обрядность имеет большую устойчивость, ревниво охраняемую в течение веков бытовой традицией и суеверием народа.

Первоначальным в комплексе магических обрядов и церемоний был обряд тоонтолхо (или тоонто мантаха) – обряд захоронения последа. Повсеместно, по поверьям бурят, захоронение последа имело важное значение для жизни ребенка. Послед считался частью, душой ребенка, и жизнь новорожденного зависела от того, какие предосторожности предпринимались относительно последа. По верованиям бурят-шаманистов, чтобы сохранить жизнь новорожденного, следовало всячески уберечь от злых духов послед. Аналогичное поверье существовало и у бурят-ламаистов: с последом связана жизнь ребенка (человека) и поэтому необходимо уберечь послед от собак и других зверей, от коварства недругов, чтобы никто его не осквернял, иначе жизнь ребенка будет недолгой1 . Б.Э.Петри оставил интересное описание этого обряда у кудинских бурят, которых он изучал. По его материалам, на обряде захоронения последа (тоонто) присутствовали только женщины, а все мужчины временно удалялись из юрты (в некоторых случаях исключения делали для бездетного мужчины, который приходил на этот обряд вместе с женой, и их участие в этом обряде имело особый магический смысл, т.е. сулило “избавление” от бездетности). Обряд исполняли лишь избранные старые женщины, число которых должно быть 3, 5 или 7 (эти числа у всех монголоязычных народов считались священными). Все остальные женщины, в том числе и повивальная бабка, отходили в сторону. На выбранном в северо-западной части юрты за очагом (хоймор) поднималась половица и роженица клала на землю серебряную монету. На этом месте исполняющие обряд старухи копали ямку, на ее дно стлали войлок, на который клали шерсть, затем зерна, на них – правую заднюю бабку овцы и на все это сверху клали послед; затем ямку засыпали. После этого варили саламат. Над ямкой разжигали огонь, вокруг которого садились исполняющие обряд старухи и роженица. Чашка с саламатом передавалась трижды по кругу, и каждая из женщин бросала кусочки саламата на ямку (видимо, на огонь), а так же ела его. На этом обряд заканчивался и половица закрывалась 2.

Этот обряд, по описанию Б.Э.Петри, обставлялся большой таинственностью, все подробности его отправления хранились в тайнах семейной жизни из суеверного страха перед духами, поэтому слова и выражения, сопровождающие этот обряд, остаются неизвестными народу. Но, судя по действиям женщин, исполняющих этот обряд, можно предположить, что он сопровождался благопожеланиями в адрес новорожденного, ведь с захоронением последа ничто не должно беспокоить ребенка, и он будет спокойно расти, радуя своих родителей.

У каждой локальной группы бурят существуют свои дополнения по содержанию этого обряда, но общие черты остаются неизменными, поэтому остановимся лишь на самых интересных моментах.

У аларских, боханских бурят к концу XIX в. самостоятельного обряда захоронения последа (хани) видимо, уже не было. Захоронение последа зимой совершалось в подполье зимнего жилища – избы. Но по старинке соблюдались все предохранительные меры: в ямку с последом клали пучок конского волоса и три камня. По поверьям этих групп бурят злые духи боялись волос, камень не могли одолеть, а съесть душу ребенка, не проглотив предварительно последа, было нельзя. При таком захоронении последа произносились заклинания-юроолы – в адрес ребенка-последа: “Хур шулуунhаа хΥндэ, хара шулуунhаа хатуу ябаарай!” ‘Тяжелее коричневого камня, тверже черного камня будь!’ 3

Судя по описаниям М.Н. Хангалова, у унгинских и бильчирских бурят в конце XIX века самостоятельного обряда так же не было. Но при захоронении последа придерживались традиционных обычаев сопровождать его разными предметами, в которые вкладывался определенный смысл. Так, например, уголь символизировал огонь, которого злые духи боялись, а значит, не смели подойти к последу (предохранительная магия). Зерно клали, чтобы ребенок вырос здоровым и расплодился (размножился), как зерна (имитативная магия), причем, кладя зерна, произносили юроолы – заклинания: “Таряан бΥтэ тара, будаан бΥтэ будара” − ‘как зерно, распространись, как просо, рассыпься (размножься)’. Три черных камня не только означали твердость и крепость, которые придавались последу – душе родившегося ребенка, но и являлись заслоном, преградой на пути злых духов к последу: хара шулуун хаалга, хΥрин, хаалга шулуун хорео – ‘черный камень – преграда, коричневый камень – ограда’ – так считали буряты. Серебряной монетой выражали пожелание долговечности (мΥнгэндли мΥнхэ наhатай боло – ‘будь долговечен, как деньги’) или богатства. Березовые лучинки тоже по типу имитативной магии – подобное вызывает подобное – клались, чтобы ребенок рос и развивался (размножался). При этом произносилось заклинание: “Хуhан модондли намшалжа, намаалжа бай” − ‘развивайся, расплоди многочисленное потомство, как береза, покрытая листьями’.

Образность, эмоциональность и афористичность этих юроолов-заклинаний достигается одинаковыми художественно-поэтическими средствами: эпитетами, сравнениями, уподоблениями. Из приведенных материалов видно, что захоронению последа буряты придавали исключительно важное значение, и все действия, связанные с этим обрядом, основывались на архаичных религиозных представлениях. Повсеместно послед сопровождался различными предметами с целью “передачи” ребенку тех качеств, которые были свойственны этим предметам и которые символизировали силу, богатство, крепость, плодовитость. Не менее важным назначением сопровождающих предметов являлась защита от злых духов.

Вторым, в ряду обрядов, связанных с рождением ребенка, является обряд “Υлгээдэ оруулха” (ообэйдэ оруулха).

Через несколько дней после родов, когда у ребенка отпадала пуповина, ольхонские и кудинские буряты справляли обряд “Υлгээдэ оруулха” − первого пеленания ребенка в колыбель4 . До этого времени ребенок лежал рядом с матерью на кровати. По существу, это было празднованием, семейным торжеством по случаю рождения ребенка. Собиралось много гостей − родственников и соседей с детьми. В зависимости от материального положения родителей специально для этого торжества кололи бычка или барана. Но поскольку главным в этом празднике было исполнение обряда Υлгээдэ оруулха, все торжество носило это название.

У балаганских и аларских бурят этот обряд сохранился более полно со всеми старинными установлениями, но собирались на него только ближайшие родственники, соседи и их дети.

Как справляли этот обряд, и какими художественно-поэтическими текстами он сопровождался, мы рассмотрим в общих чертах.

Повсеместно главным атрибутом этого обряда являлась колыбель-люлька, которая приготавливалась к этому времени. Отправление обряда укладывания в колыбель носило строго регламентированный характер5 . Около колыбели собирались дети. Одна из женщин, обычно повивальная бабка, держала на руках новорожденного, другая – сваренную бедренную кость бычка (или барана) – шаата сэмгэ как обязательный атрибут этого обряда.

Около колыбели клали молоток, точило. Следует заметить, что в разных районах предметы, используемые в обряде, варьировались: помимо шаата сэмгэ были кинжал, молоток, точило, стрелы и т.д. У детей спрашивали: “Кого укладывать в люльку: ребёнка или кость?” Дети отвечали: “Ребенка”. Следовал следующий вопрос: “Кого положить в люльку: ребенка или молоток?”. Отвечали: “Ребенка”. Эти вопросы с перечислением предметов повторялись дважды или трижды. Затем следовал вопрос: “Как пеленать ребенка: вверх головой или вниз?”. Малыши дружно отвечали: “Вверх головой”.

После этих традиционных вопросов – ответов, которые составляли основную часть обряда, ребенка, завернутого в шкурки, укладывали в приготовленную люльку, и детей просили спеть для малыша колыбельную песню. Дети вместе со взрослыми исполняли известные им песни. Большинство колыбельных песен носило шуточный характер. В них воспевали образы домашних животных: собаки, коня, которые являются постоянными спутниками в жизни человека. Колыбельных песен известных науке не так уж много. В сборнике Д.С. Дугарова “Бурятские народные песни” было только три песни, которые мы сейчас рассмотрим: (см. приложение: Колыбельные песни; к 6-8)

Выразительность, эмоциональность, образность данных песен достигается за счет повторяющихся слов и выражений, которые так же важны для осмысления содержания. Здесь воспевается образ собаки, как верного друга и охранника человека на протяжении всей его жизни. Определения тагдар шар − ‘лохматый’; шара − ‘рыжий’ придают образу завершенность.

Хочется заметить, что колыбельная песня, как и любая другая песня, подвержена импровизаций, поэтому образы, возникающие в них, зависят от исполнителя.

После того, как ребенок засыпал, праздник, посвященный этому обряду, продолжался. Детей сажали за отдельный столик и угощали сладостями и салатами. А взрослые одаривали новорожденного. Женщины приносили все необходимое для пеленания: выделанные шкурки домашних животных, рубашечки, некоторые одаривали деньгами. Если дарилась готовая одежда, то обязательно к ней пришивалась монета. Иногда близкие родственники преподносили новорожденному овцу, теленка, ягненка и т.д. Мальчику-новорожденному принято было дарить мужские принадлежности: нож в ножнах, лук со стрелами, седло. Родители, в свою очередь, одаривали присутствующих, исходя из своих возможностей: старикам подносили новые рубашки, женщинам − шелковые или простые платки, а так же золотые или серебряные монеты. Торжество заканчивалось пиршеством и благопожеланиями в адрес новорожденного и его родители. Такие благопожелания были разнообразны по своей структуре и содержанию. По этому поводу в феврале 2004 года нам удалось побеседовать с учителем бурятского языка и литературы Жербаковой Л.А. (58 лет) из с.Тангуты Нукутского района, которая, будучи маленькой, видела проведение обряда “ообэйдэ оруулха” и помнит некоторые благопожелания, произносимые по этому случаю:

Подвижность текстов подобного рода благопожелания, разнообразие формы и их выражения, передача юролов в сложном или лаконичном звучании в определенной мере характеризуют живое бытование произведений этого жанра . Рассмотрим еще несколько разных по форме благопожеланий: (к. 13 см. приложение)

В данном трехстишии (к.14 см. приложение) сжато и лаконично выражено идейно-эмоциональное содержание пожелания. Такая форма благопожелания менее распространена.

Самая распространенная форма благопожеланий, основана на параллельной рифме (гаргажа – найрлуулжа, байгты – байгты). Оба пожелания адресованы родителям.( к.15,16 см. приложение)

Эти два благопожелания посвящены ребенку. Первое благопожелание состоит из нескольких звеньев – двустиший, почти однотипных по своему построению, очень близких по содержанию. Каждое двустишие представляет собой как бы самостоятельное и законченное по смыслу выражение – благопожелание. Однако в единой форме они взаимодополняют друг друга, и само пожелание обретает внушительное звучание за счет различных художественных средств: эпитетов, повторов. Второе благопожелание построено по принципу антитезы, при помощи которой создается живое и зримое сопоставление отдельных предметов и явлений. А если рассматривать смысловую сторону благопожеланий, то в них отражены идеалы о счастье, благополучии, богатстве новорожденного и его родителей. Кроме благопожеланий, произносимых гостями, хозяева могли услышать пословицы и поговорки в адрес своих детей. Эти краткие мудрые изречения являлись своеобразной школой воспитания подрастающего поколения. Все факты и явления человеческой жизни, все поступки людей, как хорошие, так и плохие, всякое своё суждение буряты с давних пор и до настоящего времени связывают с пословицами и поговорками. Со слов жителя с. Ей Нукутского района, Адыкова Игоря Александровича (73 года) в июне 2000г. было записано несколько художественно-поэтических произведений, среди которых оказались пословицы и поговорки, относящиеся к нашей теме. ( См. приложение: «Пословицы и поговорки»)

Данные пословицы и поговорки построены по принципу антитезы, при помощи которой создается сопоставление, определяется роль каждого ребёнка в семье. Они учат уважительному и бережному отношению друг к другу.

Ещё один обряд, посвящённый рождению ребёнка, назывался милаангууд (милаага, милаагад). Это название произошло от устаревшего слова “милаан (г)”, что значит ‘день рождения’ (который справляли только один раз, когда ребенку исполнялся год). Этот праздник, по всей вероятности, очень древний обычай, восходящий к родовому обществу, и первоначальный смысл этого общественного празднества, думается, представлял собой посвящение, прием в члены родового коллектива нового человека. Об этом свидетельствуют пережитки. Для милаангууд, обязательного празднества, обряда в честь каждого ребенка – необходимо было приготовить столько мяса и угощений, чтоб их не только хватило на всех присутствующих, но и каждая семья могла бы непременно получить определенную долю домой.

Стало быть, это было торжественное угощение родителями ребенка всех членов рода (а позже улуса) и, кроме того, дележ, вернее наделение − подарок мясом.

Каждый пришедший на милаангууд, в свою очередь, обязательно приносил подарок, чаще деньги (или указывал какую-либо скотину), причем подарок был не от семьи в целом, а от каждого участника. Представим общую картину этого праздника, не заостряя внимание на отличительные черты каждой локальной группы.

Милаангууд – это торжественное общественное угощение, которое справлялось родителями по возможности в честь каждого ребенка в возрасте от 2 до 7 лет, но в некоторых местностях этот праздник совмещался с обрядом “тоонто тайха” (через три дня после рождения ребенка).

Приглашались и участвовали на этом празднестве все члены улуса (или только родственники), готовилось много мяса, тарасуна, молочных продуктов. В зависимости от количества гостей кололи двух годовалого бычка (ухэр) или 2-3 баранов. Поскольку не каждому домохозяину это было под силу, сложился обычай справлять “милаагад” одновременно двоим-троим детям. Но на каждого ребенка родителями “милаагад” гости обязательно приносили каждый от себя подарки. Чаще всего деньги. Вручая свои подарки, гости пели песни или произносили благопожелания. К сожалению, текстов песен и благопожеланий, сопровождающих этот обряд, нам не удалось найти, но, судя по характеру празднества, смеем предположить, что в этих песнях и благопожеланиях звучали слова-напутствия подрастающему поколению, воспитывающие в них нравственные качества личности, такие как любовь к родной земле, трудолюбие, уважение к старшим, честность и справедливость во всех делах и поступках, стремление постичь неизведанное и т.д.

На протяжении столетий эти древние обычаи трансформировались, претерпели эволюцию и поэтому в разных местах имели локальные особенности. Так, например, у ольхонских, верхоленских, кудинских, баргузинских, хоринских и агинских бурят в начале ХХ века в отправлении родильных обрядов в значительной мере сохраняется более ранние их формы, а у унгинских и аларских многие утрачивают значение самостоятельного обряда с присутствием определённых лиц, с использованием традиционного церемониала или в одном празднестве одновременно сочетаются только отдельные элементы нескольких обрядов. Некоторые же обряды сохраняются, но круг их участников суживается. Отличия эти, несомненно, вытекали из особенностей экономического и культурного развития разных групп бурят, различной степени влияния на них русского населения. По нашим сведениям в Нукутском районе обряды, связанные с рождением детей, проводились вплоть до 50-х годов XX века. Как только ребенок появлялся на свет, в первую очередь должны были перевязать ему пуповину специально приготовленной нитью (утаhан hаба). Затем проводили обряд захоронения последа. Этот обряд совершала бабушка (тоодэй). Закапывая послед в подполье, она произносила слова: “Бэедээ эмэджэ ябаhан арматишни, бэеhэшни холо бу байг” − ‘С тела снятая рубашка, пусть не покидает тебя’. При этом нужно было говорить, чья рубашка, упоминался род, имя родителей. Через месяц после рождения регистрировали ребёнка (до месяца ребёнок лежал без имени и его называли “нэрэбэй нэхээтэ” − ‘без роду, без племени’. После чего родители устраивали ребёнку праздник, куда приглашали местных стариков и старух, чтобы они засвидетельствовали рождение ребёнка и помолились местным божествам с просьбами послать, ему здоровье, счастье, благополучие.

Для этого кололи барана, угощали гостей именным мясом. Самой старой бабушке преподносили кость (шаата сумгэн), приняв его, она должна была раздать по кусочку мяса всем присутствующим, оставшееся мясо съедала сама. От этой кости отделялась маленькая косточка (шагай), которая привязывалась к люльке ребёнка и служила оберегом от злых духов. Когда ребёнку исполнялся год, независимо от пола ребёнка, стригли волосы (уhэ хайшалха) налысо. Существовало поверье, если не обстричь внутриутробные волосы (эхэ соохи уhэн), то ребенок всю жизнь будет мучиться головными болями. Эти волосы не сжигали, не выбрасывали на улицу, а зашивали в детский матрасик или подушку. Считалось, если совершить все эти обряды, то ребенок будет расти крепким, здоровым, жизнерадостным. Не в этом ли счастье и радость родителей. Обряд “уhэ хайшалха” проводили и закаменские буряты6 . Стрижкой внутриутробных волос (эхэ соохи) заканчивался период младенчества (3 года). Обряд стрижки младенческих волос ознаменовал не только переход в следующую возрастную группу, но и отдаление ребенка от “мира предков, божеств” и установление более близких отношений с социальным коллективом.

В настоящее время эти обряды в полной мере не проводятся. Ограничиваются лишь незначительными действиями, служащими оберегом от злых духов. Окуривают комнату, в которой будет жить ребёнок (для этого используют богородскую траву – ганга), на лоб ребёнка ставят отметку сажей (тэмдэг табина) – это служит защитой от злых духов, у порога кладут кочергу, как препятствие для злых духов, нечистой силы. Все это может завершаться небольшим застольем, куда приглашались близкие родственники, соседи, друзья.