Занятие элективного курса "Содружество муз. Русская литература конца XIX – начала XX века. О.Э. Мандельштам. Время. Жизнь. Судьба. Творчество"

Цель занятия: расширить представление учащихся о поэзии серебряного века, показать масштаб личности О.Э. Мандельштама.

Оборудование: телевизор, видеомагнитофон, фотографии, выставка книг.

Ход занятия

Попробуйте меня от века оторвать, –
Ручаюсь вам, себе свернете шею.

О. Мандельштам

Вступительное слово учителя:

Сегодня мы с вами проводим очередное занятие элективного курса “Содружество муз. Русское искусство конца XIX – начала XX веков”.

Занятие посвящено творчеству русского поэта Осипа Эмильевича Мандельштама.

Начало его творческой деятельности связано с литературным направлением, получившим название акмеизм (от греческого акме – высшая ступень чего-либо; расцвет; вершина; острие).

Для сторонников этого направления, к которому кроме Мандельштама, принадлежали А. Ахматова, Михаил Зенкевич, Н. Гумилев, С. Городецкий, Владимир Нарбут было важно художественное освоение многообразного и яркого земного мира, они ценили четкость образов, точность композиции, отточенность деталей. В произведениях акмеистов настойчиво звучали мотивы совести, сомнения, душевной тревоги, памяти. Акмеистическая программа ненадолго сплотила самых значительных поэтов этого течения. К началу первой мировой войны рамки единой поэтической школы оказались для них тесны, и каждый из акмеистов пошел своим путем.

Сложное, противоречивое, страшное время определило жизненный и творческий путь Осипа Эмильевича Мандельштама. Поэтому и тема сегодняшнего занятия “Осип Мандельштам. Время, Жизнь. Судьба. Творчество”.

Сам поэт, как бы драматично ни складывалась его судьба, подчеркивал тесную связь со временем, в которое жил.

1-й учащийся:

Мандельштам назвал акмеизм “тоской по мировой культуре”. Наряду с Н. Гумилевым и С. Городецким он выступил и как теоретик направления, написав статью “Утро акмеизма”. Вот одно из положений статьи: “При огромном эмоциональном волнении, связанном с произведениями искусства, желательно, чтобы разговоры от искусстве отличались величайшей сдержанностью. Для огромного большинства произведение искусства соблазнительно, лишь поскольку в нем просвечивает мироощущение художника. Между тем мироощущение для художника орудие и средство, как молоток в руках каменщика, и единственное реальное – это само произведение”.

Автопортрет

В поднятье головы крылатой
Намек – но мешковат сюртук;
В закрытье глаз, в покое рук –
Тайник движенья непочатый.
Так вот кому летать и петь
И слова пламенная ковкость, -
Чтоб прирожденную неловкость
Враждебным ритмом одолеть

1914 г

3-й учащийся:

Родным городом для Осипа Мандельштама стал Петербург: здесь он вырос, окончил одно из лучших в тогдашней России Тенишевское училище, затем учился на романо-германском отделении филологического факультета университета. В Петербурге Мандельштам начал писать стихи, печататься и в 1913 году выпустил первую свою книгу “Камень”. Покинув вскоре город на Неве, Мандельштам еще будет возвращаться сюда, “в город, знакомый до слез, до прожилок, до детских припухших желез”, – но всякий раз возвращаться ненадолго.

Царское Село.

Григорию Иванову.
Поедем в Царское Село!
Свободный, ветрены и пьяны,
Там улыбаются уланы,
Вскочив на крепкое седло…
Поедем в Царское Село…

1912 г.

4-й учащийся:

Но глоток свободы у поэта был далеко не всегда. Ю. Нагибин “Голгофа Мандельштама”. “Он был не из тех, кто способен покинуть свою “грешную землю”… но подобно тысячам других, сдутых с места жителей, метался по стране, ища хлеба и убежища. Он не умел прокормиться в родном Петербурге.

Эти метания приводили его то в Киев, то в Феодосию, то в Коктебель под доброе крыло Волошина, то в Батум, то в Тифлис горбатый, то в Москву. Почти всюду Мандельштама арестовали и даже пытались раз – другой расстрелять. За что? За непохожесть, за выпадение из окружающего, за чуждость простому и грубому духу эпохи... Только чудом спас его Максимилиан Волошин. Но этого человека, боявшегося участка, о чем с удовольствием пишут мемуаристы, в глубь души было очень трудно испугать. И выпущенный на волю после очередного ареста в меньшевистской Грузии, он пишет о Тифлисе веселые, свободные, хмельные стихи, и никакой завсегдатай духанов не мог бы так прославить шашлычно-винный город у слияния Арагвы и Куры”. (Ю. Нагибин “По пути в бессмертие” “АСТ”, М., 2005 с.251).

5-й учащийся:

Поэту была совсем не безразлична цена, которую надо было платить за жизненные блага и даже – за счастье жить. Судьба нещадно трепала и била его, но уступать ей он не собирался. Анна Ахматова – единственный из современных поэтов, чей талант Мандельштам ставал вровень со своим, – вспоминает, что в начале 30-х годов он “отяжелел, поседел, стал плохо дышать – производил впечатления старика (ему было 42 года), но глаза по-прежнему сверкали. Стихи становились все лучше. Проза тоже”.

Революцию Мандельштам принял безоговорочно, связывая с нею представления об утверждении подлинного обновления жизни. Однако очень скоро выяснилось, что ради завтрашнего торжества идей добра и справедливости сегодня уничтожается многое из того, что было дорого поэту. И прежде всего принижается достоинство человеческой личности. Осознание этого вызывает резкую характеристику эпохи:

Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?

6-й учащийся:

Это был человек открытый, радостно идущий навстречу людям, не умевший ловчить, притворяться, а тем более лгать. Никогда он не хотел торговать своим даром, предпочитая сытости и комфорту свободу: благополучие не было для него условием творчества. Несчастий он не искал, но и за счастьем не гнался. “Почему ты вбила себе в голову, что обязательно должна быть счастливой?” – говорил он, отвечая на упреки жены. Он искренне пытался вписаться в новую действительность, вслушивался в голоса бушующей вокруг жизни, но постоянно ощущал ее противодействие себе. Не раз оказывался он на грани гибели. Так было, когда в 1919 году, спасаясь от голода, поэт уехал сначала из Москвы в Харьков, а оттуда в Крым и на Кавказ; дважды по нелепым обвинениям Мандельштама арестовывали белые, и только благодаря счастливым стечениям обстоятельств ему удалось спастись. Он не стал изворачиваться и в 1934 году, арестованный по обвинению в авторстве стихов, где были сказаны неслыханно резкие слова в адрес Сталина, не подумал хитрить, отпираться, тем самым подписав себе смертный приговор:

Мы живем под собою не чуя страны,
Наши речи на десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца, –
Там помянут кремлевского горца,
Его толстые пальцы, как черви, жирны.
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища…

7-й учащийся:

Чтение отрывка из книги Ю. Нагибина “По пути в бессмертие”

“Голгофа Мандельштама” (“АСТ”, М., 2005, с. 232-233).

8-й учащийся:

С ролью жертвы века Мандельштам соглашаться не собирался. И на сыпавшиеся в его адрес обвинения, иронизируя, отвечал:

Ну что ж, я извиняюсь,
Но в глубине ничуть не изменяюсь.
Возражая тем, кто надеялся увидеть его сломавшимся, заявлял:
И не ограблен я, и не надломлен,
Но только что всего переогромлен –
Как Слову о полку, струна моя туга…

В жизни Мандельштам бойцом не был. И чувство страха ему было ведомо. В. Ходасевич подметил, что в поэте уживалась “заячья трусость с мужеством почти героическим”.

Чур! Не просить, не жаловаться! Цыц!
Не хныкать!
Для того ли разночинцы
Рассохлые топтали сапоги, чтоб я теперь их предал?
Мы умрем, как пехотинцы,
Но не прославим ни хищи, ни поденщины, ни лжи!

9-й учащийся:

Чтение отрывка из книги Ю. Нагибина “По пути в бессмертие”, “Голгофа Мандельштама” (“АСТ”, М., 2005, с. 230-231).

10-й учащийся:

В “Воронежских тетрадях” Мандельштама, по словам Анны Андреевны Ахматовой, перед нами предстает “трагическая фигура редкостного поэта”, который в невыносимо тяжких условиях “продолжал писать вещи неизреченной красоты и мощи”.

Пусти меня, отдай меня, Воронеж, –
Уронишь ты меня иль проворонишь,
Ты выронишь меня или вернешь –
Воронеж – блаж, Воронеж – ворон, нож.

11-й учащийся:

Глубинной темой Мандельштама, переживаемой им особенно сильно, была тема человека и времена. О чем и о ком бы ни писал поэт, это всегда был спор с “веком – волкодавом”, с непомерно гигантским “историческим временем”, на фоне которого так незаметен и беззащитен “маленький человек”: сам по себе этот человек не так уж мал, но век ему отмерен слишком короткий.

Может быть, по этой причине так насыщены стихи Мандельштама образами из истории, особенно любимой поэтом античности, а может быть и потому, что на фоне истории переживания человек выглядел не так трагично. И свою судьбу от судеб своих современников поэт не отделял:

Пора вам знать: я тоже современник,
Я человек эпохи Москвошея,
Смотрите, как на мне топорщится пиджак,
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать!
Ручаюсь вам, себе свернете шею!

12-й учащийся:

Чтение отрывка из книги Ю. Нагибина “По пути в бессмертие”, “Голгофа Мандельштама” (“АСТ”, М., 2005, с. 237).

13-й учащийся:

Это одно из самых ранних стихотворений по-своему программно для Мандельштама: оно о жизни, но оно и о любви. Вот как отозвался о нём Корней Иванович Чуковский: “Какое это счастье – быть живым. Пусть я живу лишь мгновение, но в этом мгновении – вечность … это одно из самых оптимистических стихотворений русской поэзии”.

Дано мне тело – что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?..

1909 г.

14-й учащийся:

Первую книгу стихов Осип Эмильевич Мандельштам назвал обыденно просто – “Камень”. Мандельштам начинал как акмеист и сердечную привязанность к акмеизму сохранил на всю жизнь, видя в нём выражение “тоски по мировой культуре, вещному, насыщенному материей слова ”.

“Камень как бы возжаждал иного бытия , – писал Мандельштам в программной статье “Утро акмеизма ”. Он сам обнаружил скрытую в нём потенциальную способность динамики, – как бы попросился в “крестовый свод” участвовать в радостном взаимодействии себе подобных”. А главное – служит строительным материалом, наводя на мысль о человеческом гении, творящем на века”.

Камень, с которым встречается читатель в стихах Мандельштама, принадлежит уже не столько миру природы , сколько миру , творимому руками человека .

На влажный камень возведенный,
Амур печальный и нагой,
Вой младенческой ногой
Переступает – удивлённый…

1909 г.

15-й учащийся:

Особые чувства поэт испытывал к Италии.
Поговорим о Риме – дивный город!
Он утвердился купола победой.
Послушаем апостольское credo:
Несётся пыль, и радуги висят…

1913г.

Вот такой поэт представил Армению.
Орущих камей государство –
Армения, Армения!
Хриплые горы к оружью зовущая –
Армения, Армения!
К трубам серебряным Азии вечно летящая –
Армения, Армения!
Солнца персидские деньги щедро раздаривающая –
Армения, Армения!

Написал Мандельштам и об одном из красивейших мест средней полосы России.

Как на Каме-реке глазу темно, когда
На дубовых коленях стоят города.
В паутину рядясь бода к бороде,
Жгучий ельник бежит, молодея в воде.

Название стихотворения восходит к книге Овидия “Tristia” – “Скорби”, несомненна также связь с “Элегией из Табулла” в вольном переводе Константина Батюшкова, а образ беличьей распластанной шкурки взят из стихов Анны Ахматовой – вот такая сложная многоцветная традиция стоит за одним лишь стихотворением Мандельштам.

Любовь здесь не названа: она угадывается через имя Делии – возлюбленной Тибулла (в русской поэзии нала 19 в. оно стало условным именем, означающим возлюбленную поэта).В памяти читателя возникла и сама элегия Тибулла – Батюшкова, в которой земная любовь противопоставлена как единственная защита войне, голоду, ужасному мору – вообще смерти, рыскающей на водах и на суше. Этот образный ряд определил и другие образы: вилигии – ночные караулы в древнем Риме; акрополь – крепость на холме, опорный пункт; Эреб – подземное царство мёртвых. Проступают в стихотворении и евангелические образы; вол, жующий в сенях “на заре какой-то новой жизни”, – явно восходит к легенде Христа в хлеве.

Благодаря такому широкому диапазону ассоциаций мотивы любви, рождения, расставания, скорби осмысливаются как вечные, неизменные приметы самой жизни: “всё было встарь, всё повторится снова”. И поэт благословлял их (“Да будет так”), потому что оказывались они приметами большого – непобедимости, бессмертия самой жизни.

Я изучил науку расставанья
В простоволосых жалобах ночных.
Жуют волы, и длится ожиданье,
Последний час вилигий городских;
И чту обряд той петушиной ночи,
Когда, подняв дорожной скорби груз,
Глядели вдаль заплаканные очи
И женский плач мешался с пеньем муз…

1918 г.

Мандельштам страстно любил музыку, но никогда об этом не говорил. Иногда он признавался знакомым, что был на концерте. Дальше этого признания Мандельштам не распространялся на эту тему, но потом появлялись его стихи, насыщенные музыкальным вдохновением:

Тайный ропот, мольба о прощенье:
Я люблю непонятный язык!
И сольются в одном ощущенье
Вся жестокость, вся кротость на миг.
В цепких лапах у царственной скуки
Сердце сжалось, как маленький мяч:
Полон музыки, музы и муки
Жизни тающий сладостный плач!

1911 г.

Мандельштам был не в состоянии отделить поэзию от музыки, от всего живого на земле, от своей жизни. Искусство было для него музыкой, которая пользуется то инструментом, то словом:

Она еще не родилась,
Она – и музыка, и слово,
И потому всего живого
Ненарушаемая связь.
Спокойно дышат моря груди,
Но, кА безумный, светел день.
И пены бледная сирень
В черно-лазуревом сосуде.
Да обретут мои уста
Первоначальную немогу,
Как кристаллическую ноту,
Что от рождения чиста!
Останься пеной, Афродита,
И, слово, в музыку вернись
И, сердце устыдись,
С первоосновой жизни слито!

1910 г.

Что же поразило вас в личности и творчестве О.Э. Мандельштама? Каковы темы его творчества?

Почему Ю. Нагибин сравнивал творчество А.С. Пушкина и О.Э. Мандельштама.

Просмотр видеофильма “Жизнь и смерть О. Мандельштама”.