Статья: Фольклорный хронотоп в творчестве А.И. Эртеля

Е.А. Орлова, Воронежский государственный университет

Художественное время и художественное пространство – важнейшие характеристики литературного произведения, обеспечивающие целостное восприятие отраженной действительности и организующие его композицию.

Исследованиями пространственно-временных отношений в литературе и фольклоре занимались многие ученые: Г.-В.-Ф. Гегель, В. В. Виноградов, В. Б. Шкловский, А. П. Чудаков, Е. М. Мелетинский и другие, но в свете той проблемы, которую мы обозначили в заглавии, для нас наиболее ценны исследования М. М. Бахтина, а именно его работа “Формы времени и хронотопа в романе”. В своем исследовании М. М. Бахтин обосновывает утверждение о том, что древние типы ценностных ситуаций, реализованные в пространственно-временных образах (или хронотопах – по М. М. Бахтину), так или иначе сохранены в редуцированном виде и классической литературой, и современной.

Говоря о раблезианском хронотопе, М. М. Бахтин в качестве главного признака фольклорного хронотопа отмечает привязанность определенных временных событий к явлениям природы, вообще к земле: “Время это глубоко пространственно и конкретно. Оно не отделено от земли и природы. Оно сплошь вовне, как и вся жизнь человека. Земледельческая жизнь людей и жизнь природы (Земли) измеряются одними и теми же масштабами, теми же событиями, имеют те же интервалы, неотделимы друг от друга, даны в одном (неделимом) акте труда и сознания”. [1,141] Кроме того, для нас были интересны труды В. Я. Проппа, В. П. Аникина и Е. М. Мелетинского о пространственно-временных отношениях в мифе и сказке, а также сборник статей русских и зарубежных авторов:

Л. Н. Виноградовой, А. В. Гуры, Е. Е. Левкиевской, Р. Попова и других, вышедших под общим названием “Признаковое пространство культуры” [3], акцентирующий внимание на таких пространственно-временных оппозициях, как другой/чужой, прямой/кривой, живой/мертвый, видимое/невидимое и другие.

Материалом для подтверждения мысли о сохранности архаического, фольклорного восприятия пространства и времени мы избрали творчество воронежского писателя А. И. Эртеля. Как нам кажется, такая попытка вполне оправдана, если принять во внимание некоторые факты биографии самого писателя. А. И. Эртель до двадцати лет практически безвыездно жил в деревне, тесно общался с деревенскими жителями, то есть с самого детства был знаком с народным способом мышления, более того, довольно долго это был и его собственный способ мышления. Связь с народным мировоззрением у писателя поддерживалась также тесным общением с крестьянами на протяжении всей его жизни.

Именно поэтому в художественном пространстве А. И. Эртеля центром мира является степной край. Здесь происходят основные события, именно эти места, а не Петербург, Париж и Лондон вызывают у автора и его героев особенно теплые чувства. Герои, находящиеся вне этой зоны постоянно стремятся туда, со степным краем связаны их надежды, планы, устремления, которые не смогут реализоваться в другом месте. В произведениях А. И. Эртеля “другим” местом действия, к которому пространственно привязаны либо экспозиция, либо завязка основного действия, становятся Петербург (“Гарденины”, “Смена”), Англия, Франция (“Карьера Струкова”). Лишь в романе “Смена” действие развивается параллельно в поместье Мансуровых, расположенном в “степном краю”, и в Петербурге.

Однако все же кульминационный момент романа соотнесен с землей, которая особенно дорога писателю, и все это несмотря на то, что А. И. Эртель довольно долго жил в Петербурге, бывал за границей. То, что мы в своем исследовании обобщенно обозначаем как “степной край”, географически можно приравнять к административным границам Воронежской губернии того времени и Поволжью. Именно здесь происходят основные события всех произведений А. И. Эртеля.

Время и пространство осознается героями через совокупность оппозиций. Следует также отметить определенную близость такого мировосприятия героев к мировосприятию самого писателя, особенно характерного для раннего периода. Воспроизведение такого ощущения мира мы можем наблюдать у некоторых героев, наделенных автором автобиографическими чертами. И для писателя, и для его героев определяющим фактом в разнице восприятия героями окружающего мира является знакомство с общим течением культурной жизни России и мира в целом. Знание этой сферы жизни не проходит бесследно и, возвращаясь в “степной край”, герой уже не может по-прежнему воспринимать некоторые особенности окружающей его действительности. Все художественное пространство в произведениях А. И. Эртеля можно охарактеризовать через понятие границы. Отсюда возникает главная оппозиция, обусловливающая и некоторые другие оппозиции, возникающие в произведениях писателя – ограниченность / безграничность.

Пространство кажется безграничным героям, имеющим возможность посетить Петербург, Париж, Лондон, поскольку ограничения в их передвижениях не происходит. В Лондоне герои говорят: “Да, месяц, как мы в Лондоне... Ах какие грязные набережные, то ли дело в Париже” [4,319], “Жили в Италии, на Ривьере, в Париже, вот приехали сюда...” [4, 321]. Эти и другие реплики подчеркивают, что герои, находящиеся вне провинциального пространства, не ощущают ограниченности окружающего мира, любая его точка является реально достижимой и, возможно, уже достигнутой.

Иное значение безграничности мира у героев, находящихся в степном краю. Герой “Записок Степняка” помещен автором в особое пространство – мир провинции, глуши, где Батурин не может найти близких по взглядам собеседников в силу особенностей своих воззрений, воспитания. Окружающее пространство воспринимается через ключевые образы степи и дороги. Основной характеристикой этих образов становится их безграничность, что подчеркивается эпитетами “бесконечный”, “безграничный”, относящиеся к месту, где происходит действие. Уже в рассказе “Степная сторона” мы читаем такие характеристики, как “бесконечная ширь полей”, “безбрежные поля”, “захватывающий душу простор”, “синеющая даль”. Дорога, как составляющая степи, обладает теми же признаками, она уходит вдаль и приводит в никуда. Кроме того, Батурин нередко называет степь пустыней: это и “пустынная окрестность”, и “пустынные поля”, и “пустынные жнивa”. Такая пустынность окружающего пространства опять же обусловлена тем, что Батурин ищет и не находит близких по духу людей вокруг себя. Особенно ярко обозначенный признак проявляется зимой, когда все скрыто под снежным покровом и взгляду человека предстает “ослепительно белая пустыня”. Состояние пространства, окружающего Батурина, обладающего такими признаками, как безграничность и пустынность, характеризуется автором как безмятежность. Это свойство придает окружающему пространству особую отстраненность от человека. Степь существует как бы сама по себе, она ни в коей мере не зависит от людей и предстает в произведении и как бездушное, омертвелое пространство.

Вместе с тем безграничное степное пространство и для “окультуренных” героев имеет свои границы, за которые они не могут вырваться и которые характеризуют это пространство как замкнутое, ограниченное. Попадая в провинциальное пространство, герой теряет возможность осознавать действительность в целом. В этот момент весь мир сужается до размеров уезда, в лучшем случае – губернии.

Таким образом, это огромное пространство в силу своей замкнутости, ограниченности становится для Батурина и других героев этого типа (окультуренных) своеобразной тюрьмой, из которой невозможно вырваться.

Иное значение оппозиция безграничность/ замкнутость пространства приобретает в восприятии героев, ни разу не покидавших “степного края”. Герои, не выходившие за пределы освоенного пространства, имеют собственное представление об окружающем мире. Такое мировоззрение порождает неразличение микрокосма и макрокосма, общественного и индивидуального, что особенно характерно для мифологического мировоззрения. “Безграничным” пространство остается в силу своей огромной протяженности, но вот признак замкнутости, а вместе с тем и понятие “граница” порождает целый блок взаимосвязанных между собой оппозиций, наиболее характерных для архаического и фольклорного восприятия пространства: свое/чужое, реальное/ фантастическое, старое/новое, деревня/ город, живое/мертвое.

Освоенное пространство имеет свои пределы и обладает признаком “своего” и, вместе тем, “реального”, а все, что находится за этими пределами, осознается как “чужое” и приобретает в глазах жителей степного края фантастический оттенок. Об особенностях такого мироощущения пишет и сам автор в самом начале романа “Гарденины”: “Сельцо Анненское, Гарденино тож, было в начале семидесятых годов необыкновенным захолустьем.

До одной железной дороги считалось от него верст восемьдесят, да и та недавно выстроилась.

Другую же, верстах в тридцати, только что строили. Ближайший город отстоял в ста двадцати верстах. Почта доходила в Гарденино какими-то неимоверными зигзагами. О том, что делалось на белом свете, знали там смутно и гадательно.

<...> Что касается губернии, то она представлялась гарденинским обитателям в каком-то загадочном тумане. Разумеется, самый город знали, и не только тот, но и ближайший уездный, затем – Козлов, Елец и даже Тамбов. Но знали в этих городах некоторые здания, некоторые улицы и затем немногих людей, с которыми приходилось вести дела: лошадиных барышников, хлебников, прасолов. Ничего другого, никаких общественных, увеселительных, административных, городских и земских учреждений не знали, исключая до некоторой степени одного “управителя”. Затем, несмотря на то, что в конторе получался “Сын отечества”, предпочитали иметь о событиях “живые” сведения. Именно эти сведения, начиная от самых достоверных и кончая самыми фантастическими, служили тою связью, посредством которой Гарденино сплеталось с уездом, с губернией, с Россией и, наконец, со всем миром. Понятно, что достоверность уменьшалась сообразно с лестницей этих величин...”. [5,50] Очевидно, что такая ограниченность пространства определяется степенью его изученности, которая уменьшается по мере удаления от места обитания. “Своим”, близким является то пространство, где человек родился, живет, где живут его близкие. Здесь человек лучше ориентируется, ему все знакомо. Такое пространство в принципе не может принести неожиданностей. “Чужое” проникает в освоенный мир “из-за леса”, “из-за гор” и несет в себе угрозу привычной жизни. “Чужое” всегда приносит перемены. Эта оппозиция “своего” и “чужого”, приносящего перемены, мы можем встретить и в фольклорных текстах. В дремучем лесу живет Баба Яга, из-за леса, из-за гор прилетает Змей Горыныч и приносит героям различные несчастья. В символике свадебных песен из “чужого мира” появляются
Notice: Undefined variable: print in /home/area7ru/literature.area7.ru/docs/index.php on line 599

Notice: Undefined offset: 1 in /home/area7ru/area7.ru/docs/linkmanager/links.php on line 21