Сочинение: Противостояние Александру Блоку в творчестве Николая Гумилева

Противостояние Александру Блоку в творчествеНиколая Гумилева

Как в этом мире дышится легко!

Скажите мне, кто жизнью не доволен,

Скажите, кто вздыхает глубоко,

Я каждого счастливым сделать волен.

Пусть он придет, я расскажу ему

Про девушку с зелеными глазами,

Про голубую утреннюю тьму,

Пронзенную лучами и стихами.

Пусть он придет! Я должен рассказать,

Я должен рассказать опять и снова,

Как сладко жить, как сладко побеждать

Моря и девушек, врагов и слово.

А если все-таки он не поймет,

Мою прекрасную не примет веру

И будет жаловаться в свой черед

На мировую скорбь, на боль - к барьеру!

Н. Гумилев

Николай Степанович Гумилев родился в 1886 году в Кронштадте в семье корабельного врача. В 1906 году он окончил Николаевскую Царскосельскую гимназию.

Первое стихотворение Гумилева “Я в лес бежал из городов...” было опубликовано в 1902 году в “Тифлисском листке”, а первая книга стихов “Путь конквистадоров” - в 1905 году. С тех пор поэтические сборники следовали один за другим: 1908 год - “Романтические цветы”, 1910 год - “Жемчуга”, 1912 год - “Чужое небо”, 1916 год - “Колчан”, 1918 год - “Костер”, “Фарфоровый павильон” и поэма “Мик”, 1921 год - “Шатер”, “Огненный столп”.

“Темно-зеленая, чуть тронутая позолотой книжка, скорей даже тетрадка Н. Гумилева прочитывается быстро. Вы выпиваете её, как глоток зеленого шартреза”, - писал Ин. Анненский в своей рецензии на “Романтические цветы”.

Однако каждая публикация Гумилева резко критиковалась современниками. Так, Вяч. Вс. Иванов рекомендовал читателям не обставлять знакомство с ним “академически, в хронологическом порядке первых сборников, которые могут только от него оттолкнуть...”. Он предлагает сразу открыть “Огненный столп”, начиная разговор непосредственно с “Заблудившегося трамвая” - самого знаменитого стихотворения книги, и в дальнейшем останавливаясь исключительно на позднем Гумилеве, его связях как с русской, так и с мировой культурой.

Интересно, что стихотворение “Заблудившийся трамвай” содержит не только пророчество о собственной смерти (“Голову срезал палач и мне”), но, возможно, и предвидение обстоятельств своего “дела”. Тема Машеньки, Гринева и Императрицы (“Как ты стонала в своей светлице, я же с напудренною косой шел представляться Императрице и не увиделся вновь с тобой”) вводит в стихотворение мотив л о ж н о г о обвинения в участии в замыслах бунтовщиков. Обвинения, которое уже никто не в силах отвести.

Вяч. Иванов, с легкостью перемещаясь вслед за своим героем во времени и пространстве, естественно, касается и отношений Гумилева с русским символизмом, с Блоком в частности. Однако тщательно фиксируя и подробно разбирая совпадения между этими двумя поэтами, Иванов почему-то оставляет в стороне полемику между ними, в последние годы особенно напряженную. И интересную читателям прежде всего потому, что именно в этой полемике Гумилев обретает отчетливый гражданский темперамент, в чем ему принято - с легкой руки того же Блока - решительно отказывать.

Считая Блока величайшим современным поэтом, без сомненья учась у него, Гумилев в то же время был резко не согласен с целым комплексом важнейших блоковских идей, получивших завершение после революции. И это несогласие выплескивалось не только в прямые, спонтанно вспыхивающие споры, о которых в один голос вспоминают современники, но и в стихи, потом составившие “Огненный столп”. Например, гумилевское “Шестое чувство” непосредственно сталкивается с блоковской статьей “Крушение гуманизма”: и у Блока, и у Гумилева речь идет о возникновении “новой человеческой породы”, и у того, и у другого - о рождении “человека - артиста”. Однако сама операция мыслится абсолютно по-разному. Если у Блока это кровавый, революционный акт, то у Гумилева - длительный эволюционный процесс: “Так век за веком - скоро ли, Господь?..”. И если у Блока все творится острым “ножичком” двенадцати, то у Гумилева - соответственно - деликатным “скальпелем природы и искусства”.

Этот политический, в сущности, спор возникает не сам по себе, а вырастает из спора эстетического, давнего спора акмеизма и символизма.

Гумилев был приверженцем идей акмеизма (от греч. a k m e - высшая степень чего-либо, цветущая сила) - течения в русской поэзии 1910-х гг. Акмеизм провозгласил освобождение поэзии от символистских порывов к “идеальному”, от многозначности и текучести образов, усложненной метафоричности, возврат к материальному миру, предмету, стихии “естества”, точному значению слова. Этому течению присущи модернистские мотивы, склонность к эстетизму, камерности, поэтизации чувств первозданного человека. Приверженцами акмеизма были также С. Городецкий, М. Кузмин, ранние А. Ахматова, О. Мандельштам.

Символизм, сторонником которого был А. Блок, представляет собой направление в европейском и русском искусстве 1870-1910-х гг., сосредоточенное преимущественно на художественном выражении посредством символа (как многозначно-иносказательного и логически непроницаемого образа) и идей, находящихся за пределами чувственного восприятия. Главные представители символизма в литературе - А. Белый, Вяч. Иванов, Ф. Сологуб.

Если у Блока недостаток духовности связан с тлетворным влиянием “старого” мира, “обескрылевшего и отзвучавшего”, а потому и подлежащего уничтожению, то у Гумилева все объясняется (и извиняется) как раз “молодостью” мира, не реализовавшего еще своего потенциала и требующего в силу этого терпенья и труда.

В “Чужом небе”, самой своей акмеистской книжке, воодушевленно утверждая собственный поэтический характер, тщательно выстраивая систему координат, четко определяясь в симпатиях и антипатиях, Гумилев находит силы на мгновение остановиться. Остановиться в разгаре этих хлопот, чтобы задуматься о правомерности только что рожденного лирического героя - “сильного, злого, веселого”. Правомерности с точки зрения традиции, не литературной, конечно, а христианской. Стихотворение “Отрывок” (“Христос сказал: убогие блаженны, завиден рок слепцов, калек и нищих...”) отражает эти раздумья. Резко выделяясь медлительной, тяжелой интонацией на фоне брызжущих весельем стихов “Чужого неба”, стихотворение как бы дает толчок той незаметной поначалу, но неуклонной переориентации, что происходит в поэзии Гумилева.

Цветение не только плоти, но в первую очередь духа (“Расцветает дух, как роза мая, как огонь, он разрывает тьму, тело, ничего не понимая, слепо повинуется ему”) будет все более занимать поэта, становясь темой многих поздних стихов, в одном из которых Гумилев непосредственно приходит к церковным дверям:

“Я дверь толкнул. Мне ясно было, -

Здесь не откажут пришлецу,

Так может мертвый лечь в могилу,

Так может сын войти к отцу...”

Приходит тогда, когда Блок от церковных дверей, по сути, уходит, утверждая в “Крушении гуманизма”, что “музыка”, явственно им различимая, “противопо-ложна привычным для нас мелодиям об истине, добре и красоте”. То есть как раз тем мелодиям, которым с волнением Гумилев внимает в “евангелической церкви”:

“А снизу шум взносился многий,

То пела за скамьей скамья,

И был пред ними некто строгий,

Читавший книгу Бытия.

И в тот же самый миг безмерность

Мне в грудь плеснула, как волна,

И понял я, что достоверность

Теперь навек обретена”.

Но, собственно, этим “мелодиям” Гумилев внимал и раньше. Ими определялось неустанное движение его поэтического характера, та “смена душ”, о которой говорится в стихотворении “Память”. Ими же исподволь внушено и представление о человеческой и поэтической миссии:

“Я - угрюмый и упрямый зодчий

Храма, восстающего во мгле,

Я возревновал о Славе Отчей,

Как на небесах, и на земле”.

И это образ, образ “храма, восстающего во мгле”, видится прямой альтернативой той разрушительной стихии, которую восславил Блок.

Внимательное чтение гумилевских сборников убеждает, что поэт имел сложившуюся концепцию русской и европейской жизни, в отсутствии которой упрекал его А. Блок в своей антиакмеистской и антигумилевской статье “Без божества, без вдохновенья” (1921). Концепция Гумилева, однако, расходилась с общесимволистской. Чтобы это понять, достаточно сопоставить “Итальянские стихи” Блока с “итальянскими” стихотворениями Гумилева, вошедшими в состав его сборника “Колчан” (1916). Даже удивительно, как одна и та же реальность - Италия начала века (Блок посетил ее в 1909, а Гумилев - в 1912 году) - по-разному отозвалась в стихах двух поэтов. Так, если Блоку в лице современной Италии видится страшный, отвратительный распад:

О, Bella, ñìåéñÿ íàä ñîáîþ,

Уж не прекрасна больше ты!

Гнилой морщиной гробовою

Искажены твои черты!

то Гумилеву, напротив, Италия ударяет в глаза своей яркостью, блеском - словом, избытком жизненных сил:

Как эмаль, сверкает море,

И багряные закаты

На готическом соборе

Словно гарпии, крылаты,

ослепляет красотою закатов, конечно не метафорических, а реальных, но все равно полемичных по отношению к еще не сформулированной, но уже носящейся в воздухе метафоре “заката Европы”.

И если Блок, бродя по улицам Флоренции, все время наталкивается на зловещие признаки вырождения культуры в “цивилизацию”:

Хрипят твои автомобили,

Твои уродливы дома,

Всеевропейской желтой пыли

Ты предала себя сама !

то Гумилев как раз
Notice: Undefined variable: print in /home/area7ru/literature.area7.ru/docs/index.php on line 599

Notice: Undefined offset: 1 in /home/area7ru/area7.ru/docs/linkmanager/links.php on line 21