Сочинения по литературе и русскому языку Сочинение: Шутки и остроты А. С. ПушкинаNotice: Undefined variable: description in /home/area7ru/literature.area7.ru/docs/index.php on line 596 Notice: Undefined variable: br in /home/area7ru/literature.area7.ru/docs/index.php on line 596 Добавлено: 2024.10.30 Просмотров: 3 Сообщение подготовлено на основе материалов полного собрания анекдотов, острот, шуток, эпиграмм и экспромтов, которые собрал из разных источников М. С. Козман. МП РИЦ "Культ-информ-пресс" Санкт-Петербург 1992 г. После одного обеда, на котором было выпито порядочное количество шампанского, Пушкин беседовал со знакомою ему дамой. Нужно заметить, что дама была рябая. Какая-то фраза, сказанная Пушкиным, показалась ей не совсем приличной, и она заметила ему: — У вас, Александр Сергеевич, кажется, вглазах двоит. — Нет, сударыня,— отвечал он,— рябит. Во время пребывания Пушкина в Оренбурге, в 1833 году, один из местных помещиков приставал к нему, чтобы он написал ему стихи в альбом. Поэт отказывался. Помещик выдумал стратагему, чтобы выманить у него несколько строк. Он имел в своем доме хорошую баню и предложил ее к услугам дорогого юстя. Пушкин, выходя из бани, в комнате для одеванья и отдыха нашел на столе альбом, перо и чернильницу. Улыбнувшись шутке хозяина, он написал ему в альбом: “Пушкин был у А-ва в бане”. Однажды в приятельской беседе один знакомый Пушкину офицер, некий Кондыба, спросил: — Скажи, Пушкин, рифму на рак и рыба. — Дурак Кондыба,— ответил поэт. — Нет, не то,— сконфузился офицер,— ну, а рыба и рак? — Кондыба дурак,— подтвердил Пушкин. В кружке приятелей и людей любимых Пушкин не отказывался читать вслух свои стихи. Читал он превосходно, и чтение его в противоположность тогдашнему обыкновению читать стихи нараспев и с некоторой вычурностью, отличалось, напротив, полною простотою. Однажды вечером, перед тем как собравшимся надо было разъезжаться, его попросили прочитать стихотворение, оканчивающееся так: И ничего во всей природе Благословить он не хотел. Только что окончив чтение, Пушкин замечает, что одна из слушательниц, молодая барыня по имени Варвара Алексеевна, зевнула, и мгновенно Пушкин произнес следующие четыре стиха: Но укротился пламень гневный Свирепых демоновских сил, И он Варвары Алексевны Зевоту вдруг благословил. Известно, что в давнее время должность обер-прокурора считалась доходною, и кто получал эту должность, тот имел всегда в виду поправить свои средства. Вот экспромт на эту тему, сказанный Пушкиным. Сидит Пушкин у супруги обер-прокурора N. Огромный кот лежит возле него на кушетке. Пушкин его гладит, кот выражает удовольствие мурлыканьем, а хозяйка пристает с просьбой сказать экспромт. Шаловливый молодой поэт, как бы не слушая хозяйки, обращается к коту: Кот-Васька плут, кот-Васька вор, Ну, словно обер-прокурор. Известный русский писатель Иван Иванович Дмитриев однажды посетил дом родителей Пушкина, когда последний был еще ребенком. Подшучивая над оригинальным типом лица мальчика и его кудрявыми волосами, Дмитриев сказал: — Какой арапчик! В ответ на это вдруг десятилетний внук Ганнибала неожиданно отрезал: — Да зато не рябчик! Можно представить себе удивление и смущение присутствующих, которые поняли, что мальчик Пушкин подшутил над физиономией Дмитриева, обезображенной рябинами. Спросили Пушкина на одном вечере про барыню, с которой он долго разговаривал, как он ее находит, умна ли она? — Не знаю,— отвечал Пушкин очень строго и без желанья поострить,— ведь я с ней говорил по-французски. Глухой глухого звал к суду судьи глухого. Глухой кричал: “Моя им сведена корова”.— “Помилуй,— возопил глухой тому в ответ,— Сей пустошью владел еще покойный дед”. Судья решил: “Почто ж идти вам брат на брата, Ни тот и ни другой, а девка виновата”. Будучи в Екатеринославе, Пушкин был приглашен на один бал. В этот вечер он был в особенном ударе. Молнии острот слетали с его уст, дамы непрерывно старались завладеть его вниманием. Два гвардейских офицера, два недавних кумира екатеринославских дам, не зная Пушкина и считая его каким-то “вероятно учителишкой”, порешили во что бы то ни стало “переконфузить” его. Подходят они к Пушкину и, расшаркиваясь самым бесподобным образом, обращаются: — Mille pardons, не имея чести вас знать, но видя в вас образованного человека, позволяем себе обратиться к вам за маленьким разъяснением. Не будете ли вы так любезны сказать нам, как правильнее выразиться: “Эй, человек, подай стакан воды” или “Эй, человек, принеси стакан воды”? Пушкин живо понял их желание подшутить над ним и, нисколько не смутившись, отвечал серьезно: — Мне кажется, вы можете выразиться прямо: “Эй, человек, гони нас на водопой!”. Незадолго перед смертью Пушкин в Александрийском театре сидел рядом с двумя молодыми людьми, которые беспрестанно, кстати и не кстати, аплодировали Асенковой, знаменитой в то время актрисе. Не зная Пушкина и видя, что он равнодушен к игре их любимицы, они начали шептаться и заключили довольно громко, что сосед их дурак, Пушкин, обратившись к ним, сказал: — Вы, господа, назвали меня дураком. Я — Пушкин и дал бы теперь же каждому из вас по оплеухе, да не хочу: Асенкова подумает, что я ей аплодирую. Один лицеист вскоре после выпуска из императорского Царскосельского лицея, в 1829 году, встретил Пушкина на Невском проспекте. Поэт, увидав на нем лицейский мундир, подошел и спросил: — Вы, вероятно, только что выпущены из лицея? — Да, только что выпущен с прикомандированием к гвардейскому,— ответил лицеист и в свою очередь спросил: — Вы тоже воспитывались в нашем лицее? — Да. — А позвольте спросить вас, где вы теперь служите? — Я числюсь по России,— ответил Пушкин. Когда А. С. Пушкин учился в Царскосельском лицее, одному из его товарищей довелось писать сгихи на тему восхода солнца. Тогда преподавателем словесности был там автор “Риторики” Н. Ф. Кошанский. Этот ученик, вовсе не имевший поэтического дара, сделал, впрочем, попытку и написал следующий неуклюжий семистопный стих: От запада встает великолепный царь природы. Далее стихотворение не подвигалось. Мученик-стихотворец обратился к Пушкину с просьбой написать ему еще хоть одну строку. Лицеист-поэт приписал под первым стихом: Не знают — спать иль нет? — смущенные народы. Неведомский — поэт, неведомый никем, Печатает стихи неведомо зачем. Александр Сергеевич во время своего пребывания в Царскосельском лицее задумал удрать в Петербург погулять. Отправляется к гувернеру Трико, тот не пускает, заявив при этом, что он будет следить за ним. Пушкин махнул рукой на это заявление и, захватив Кюхельбекера, удирает в Питер. За ними последовал и Трико. К заставе первым подъезжает Александр Сергеевич. — Фамилия?—спрашивает заставный. — Александр Однако!—отвечает поэт. Заставный записывает фамилию и пропускает едущего. За Пушкиным подкатывает Кюхельбекер. — Фамилия?—спрашивает опять заставный. — Григории Двако!—отвечает товарищ Пушкина, придумавшего эту остроумную комбинацию. Заставный записывает и с сомнением качает головой. Подъезжает, наконец, гувернер. — Ваша фамилия?—окликает его сторож. — Трико. — Ну, врешь.—теряет терпение заставный,—здесь что-то недоброе! Один за другим — Одна-ко, Два-ко, Три-ко! Шалишь, брат, ступай в караулку! Бедняга Трико просидел целые сутки под арестом при заставе, а Пушкин свободно покутил со своим товарищем. В 1834 году ходила в обществе по рукам эпиграмма: "В Академии наук заседает князь Дундук...". Новый министр народного просвещения граф Увароз встретил у Карамзиных Пушкина, которому молва приписывала эту эпиграмму. Министр сказал поэту: — Вы роняете свой талант, позволяя себе осмеивать почтенных и заслуженных людей такими эпиграммами. Пушкин вскипел и ответил ему: — Какое право имеете вы делать выговор, когда не смеете утверждать, что это мои стихи? — Но все говорят, что ваши! — возразил Уваров. — Мало ли что говорят! А я вам вот что скажу: я на вас напишу стихи и напечатаю их с моею подписью. И действительно, когда вскоре после этого разговора Уваров захворал, а наследники торопились опечатать его имущество в надежде, что он умрет, между тем как министр неожиданно выздоровел, Пушкин написал стихотворение: “На выздоровление Лукулла”, которое и было напечатано в “Московском Наблюдателе”. Эта выходка принесла много неприятностей поэту. В результате он получил вызов к Бенкендорфу и имел объяснение с ним, о котором рассказывал сам Пушкин. Приводим этот рассказ с сокращениями: “Вхожу. Граф с серьезной, даже со строгой миной, впрочем, учтиво, ответил на мой поклон, пригласил меня сесть у стола vis-a-vis. — Александр Сергеевич! Я обязан сообщить вам неприятное и щекотливое дело по поводу вот эгих ваших стихов. Хотя вы и назвали их Лукуллом и переводом с латинского... но все русское общество в наше врг-мя настолько просвещено, что умеет читать между строк... — Совершенно согласен и радуюсь за развигие общества. Но позвольте узнать, кто эта жалкая особа, которую вы узнали в моей сатире? — Не я узнал, а Уваров сам себя узнал и проси.,1 обо всем доложить государю. И даже то, как вы сказали ему, что напишете на него стихи и подпишетесь под ними. — Сказал и теперь не отпираюсь... Только именно эти стихи я написал не на него. — А на кого же? — На вас! Бенкендорф, вытаращив на меня глаза, вскрикнул: — Что?!На меня? А я, заранее восхищаясь развязкой... три раза оборачиваясь к нему лицом, повторял: — На вас, на вас, на вас! Тут уж Александр Христофорович, во всем своем величии власти, громовержцем поднимаясь с кресла, схватил журнал и, подойдя ко мне, дрожащей от злобы рукой тыкая на известные места стихов, сказал: — Однако, послушайте, сочинитель! Что ж это такое? Какой-то пройдоха наследник... (читает) “Теперь уж у вельмож не стану нянчить ребятишек...” Ну это ничего... (продолжает читать): “Теперь мне честность— трын-тра |