Сочинения по литературе и русскому языку Статья: О последних новеллах И. А. Гончарова (проблема религиозного смысла)Notice: Undefined variable: description in /home/area7ru/literature.area7.ru/docs/index.php on line 596 Notice: Undefined variable: br in /home/area7ru/literature.area7.ru/docs/index.php on line 596 Добавлено: 2024.09.16 Просмотров: 10 Мельник В. И. Произведения позднего периода творчества И. А. Гончарова, написанные незадолго до смерти писателя в сентябре 1891 года, новеллы-очерки «Май месяц в Петербурге», «Превратность судьбы» и «Уха», являются практически не изученными в современном литературоведении. Они почти не упоминаются исследователями, пишущими о творчестве Гончарова. И это не случайно. Они совершенно разрушают привычное представление о Гончарове как писателе. Осмыслить их в контексте творчества романиста представляется слишком трудным. Дело в том, что в них настойчиво и непривычно открыто для Гончарова звучит религиозная тема. Жанровые особенности произведения формируются и организовываются, по сути, вокруг религиозной притчи. Незначительный же объём этих произведений, их смысловая нерасшифрованность и тот факт, что написаны они в последние дни жизни писателя, как бы позволяли долгое время фактически игнорировать их при попытках глобальных трактовок гончаровского творчества. Указанные произведения просто замолчаны в нашем литературоведении. Не случайно, что наиболее открытая и ясная в религиозном плане новелла «Превратность судьбы» не была помещена ни в восьмитомном собрании сочинений Гончарова 1952–1955 гг., ни в восьмитомнике, вышедшем в 1978–1980 гг., хотя эта новелла ранее уже входила в собрания сочинений писателя. В самом деле, для Гончарова все эти произведения были важны – и он настаивал в своём завещании на включении их в посмертное собрание сочинений.[i] На наш взгляд, рассмотрение поэтики «Ухи» и других этого же ряда произведений представляется адекватным лишь с точки зрения религиозных взглядов писателя и их отражения в контексте всего его творчества, природа которого, несмотря на достаточно активные усилия русских и зарубежных учёных в последнее время, во многом остаётся загадочной. Ведь Гончаров-писатель был укоренён не только в культурно-литературных, но и в духовных традициях, а именно эта сторона его творчества, как правило, ускользает от внимания гончарововедов. «Май месяц в Петербурге», «Превратность судьбы» и «Уха» не были опубликованы при жизни писателя. Все три произведения имеют подзаголовок «очерк», при этом трудно судить, был ли он дан самим Гончаровым уже при их написании, или же издатели таким образом объединили их под единой жанровой «шапкой» уже после смерти автора. Вопрос о жанре исследуемых произведений является очень важным для выявления их глубинного смысла. Принято считать, что Гончаров усвоил многие черты поэтики «физиологического очерка» ещё при вступлении на литературное поприще. Однако связь с физиологией 1840-х годов в упомянутых произведениях всё-таки условна. Более того, как покажет дальнейший анализ, «Превратность судьбы» по-своему противостоит поэтике «натуральной школы». Уже название новеллы «Превратность судьбы» говорит о том, что её темой является непостоянство земной доли человека. Судьба то возносит человека в самый верх общества, то опускает его в самые низы. Сначала Гончаров изображает главного героя новеллы, штабс-ротмистра Леонтия Хабарова, в обстоятельствах рядовых, ничем не примечательных. Перед нами обычный молодой человек, жизнь которого, кажется, настолько устойчива, стабильна, что не может подвергнуться каким-то необычным переменам. А между тем ему предстоит пройти путь библейского Иова, а потому Гончаров наделяет его такими отличительными чертами, как честность и глубокая христианская вера. Однако сначала эта вера «дремлет» в человеке, существует как данность и не требует от него никаких жертв. Карьерный рост молодого офицера ясно объясним его качествами: честностью, старанием, «исправностью». Судьба благоволит герою: постепенно он упрочивает своё материальное положение. Однако Гончаров показывает, как Бог начинает приближать человека к себе: судьба героя приходит в движение. Казалось бы, земной жребий выносит молодого офицера на самый верх: Великий князь Константин Павлович приказал перевести Хабарова в Варшаву, в его гвардию. Однако Великий князь оказывается лишь орудием Божьего Промысла о судьбе человека. Он желает герою одного, а по Божьему попущению получается совсем иное. «Земные цари» действуют иногда слепо: повышение статуса оказывается губительным для материального положения Хабарова, поскольку условия жизни в Варшаве требовали гораздо больше издержек. В итоге герою пришлось уволиться с военной службы, так как у него не было уже средств к существованию. При отставке он получает указ об отставке и подписанное самим Великим князем особое «похвальное» свидетельство, подтверждающее, что Леонтий «своею службою и поведением заслуживает полное одобрение и может исполнять все возлагаемые на него дела и поручения» (VII, 482).[ii] Вторая часть новеллы изображает духовно необходимые скорби героя, испытания, связанные с его попытками добыть себе хоть какую-нибудь статскую должность в Петербурге. Герой ещё не знает, что выпавшие на его долю скорби есть часть «любви Божией», и чуть не доходит до отчаяния. В страданиях, однако, просыпается и заложенное в нём зерно веры, невостребованное в обычной размеренной офицерской жизни.[iii] Хабаров приезжает в Санкт-Петербург и в трёх различных ведомствах просит место городничего, смотрителя казённого заведения, наконец, хотя бы почтмейстера; но свободного места нигде не находит. Везде, видя отличные рекомендательные документы и соответствующий мундир, Хабарова принимают «очень любезно», однако просят подождать и прийти попозже. Герой, по мере утраты денег, мундира, опускается всё ниже и ниже, подвергается постоянным унижениям и непониманию со стороны тех, с кем сталкивает его судьба. Причём страдает он именно из-за своей честности и добросовестности. Таким образом, герой проходит полный круг движения сначала вверх, а затем вниз по социальной лестнице. Ему не на что более надеяться. Именно в момент, когда все земные возможности исчерпаны, наступает время иной помощи. Речь идет о силах Небесных, собственно – о чуде Божественной помощи. Сюжет, казалось бы, совершенно немыслимый для Гончарова. После всех своих злоключений, отчаявшись найти помощь, герой идёт в Казанский собор и молится Божией матери о помощи. Казанский собор, кстати сказать, появляется в тексте новеллы не случайно. Ведь в нём помещалась чудотворная икона Казанской Божией Матери, видимо, особенно почитаемая в семье Гончаровых. Очевидно, не случайно икона Казанской Божией Матери уже упоминалась Гончаровым в романе «Обыкновенная история» – и тоже в связи с неотложными прошениями к Ней. В «Обыкновенной истории» Казанской Божией Матери молится мать Александра Адуева, прося защиты и помощи для сына: «Как встала, сейчас затеплила лампадку перед Казанской Божией Матерью: авось, Она, милосердная заступница наша, сохранит его от всяких бед и напастей» (I, 230).[iv] Поэтика описания чудесного у Гончарова весьма любопытна. Чудесное совершается не сразу, почти естественным образом. Однако писатель подчёркивает это чудесное тем, что человек действует не сам, а под наитием каких-то иных сил. Не он совершает нечто, но над ним совершается. Внешне всё это, конечно, в привычном для Гончарова «бытописательном» стиле: после молитвы к Божией Матери герой «вышел и машинально (курсив здесь и далее в цитатах наш. – В. М.) стал смотреть, как на Екатерининском канале воротом тащили большой камень на пьедестал какого-то монумента» (VII, 486). Эта машинальность – не только результат того, что герой ещё не вернулся от молитвы к реальности (хотя и это тоже есть), она уже – начало действия совершаемого над ним чуда. Это подчёркнуто другим словечком: вдруг. Вдруг – то есть против ожидания, не известно, по какой видимой причине. И это «вдруг» совершается над героем: «Приказчик в синей сибирке вдруг пригласил его занять пустое место и вместе с другими тянуть канат» (VII, 486). «Вдруг» – это уже обещание чуда. Чудо, конечно, и то, что одно место оказалось у приказчика пустое. Это Божий Промысл действует в герое и явно переводит его в какую-то иную, духовную плоскость бытия. Через испытания герой изымается из привычной «среды обитания» и начинает своё восхождение к Богу. Герой должен пройти путь очищения, духовного труда и смирения. Дальнейшее описание показывает, что просьба героя к Божией Матери выполняется, однако, не сразу вслед за молитвой. Герою как бы ещё нужно «потрудиться». Труд этот – физически тяжелый, совсем не для офицера – есть форма смирения героя, который не случайно говорит: «Видно, в самом деле я обносился! ... и мой вицмундир не спасает меня от обид!» (VII, 486). Хабаров, однако, смиряет себя – и втягивается в совместную работу с чернорабочими, некоторые из которых просто пьяницы. Здесь движение «судьбы» героя вниз почти достигает своего апогея.[v] По мере приближения к чудесному преображению жизни нарастает и отчаяние героя: он уже начинает задумываться о самоубийстве. Однако вера в Бога не позволяет ему окончательно отчаяться: «Его грызла неотступная мысль, что ему теперь осталось делать? Умереть, наложить на себя руку... Боже сохрани! Он отгонял от себя эту мысль, он был христианин, он веровал, молился...» (VII, 487). Таким образом, всё яснее проявляется смысловая доминанта создаваемого Гончаровым образа: герой – христианин. И его испытания и искушения есть проверка его как христианина. Хабаров подвергается сильнейшим искушениям и, при всех трудностях, выдерживает их. Лишь после полного смирения героя происходит, наконец, чудо. Божия Матерь утешает всеми оставленного отставного офицера в его скорби. Его судьба неожиданно (опять «вдруг») меняется. Движение «судьбы» идёт резко вверх – герой снова возвращается на уровень царской семьи. Гончаров подчёркивает, что Хабаров не действует самостоятельно, а является только объектом приложения каких-то иных сил, т. е. снова подчёркивает «машинальность» действий героя: «…он пошел дальше, погруженный в глубокое раздумье о своей горькой участи. Долго ли, коротко ли он шел, он ничего не помнил. Очнувшись от задумчивости, он шел дальше, оглядывался кругом и опять шел. Он даже времени не считал и не соображал – и не по чем и незачем было – и все шел» (VII, 486). Когда, наконец, словно в сказке, он попадает в великолепный сад с дворцом, он п |