Статья: Русские ученые-эмигранты о языке деловой письменности

Никитин О.В.

Языковедческая наука первой половины XX века стараниями русских эмигрантов-подвижников в основных своих моментах определила характер развития мировой лингвистической мысли на современном этапе, выдвигая новые положения и разрабатывая гуманистические концепции.

Одним из ярких представителей российской ученой династии был князь Н. С. Трубецкой. Открывшиеся фонды спецхрана и публикации архивного наследия позволили нам переосмыслить вклад в науку, пожалуй, самого яркого и разносторонне одаренного человека, каким был Николай Сергеевич Трубецкой. В нашем анализе и обзоре его идей мы остановимся на взглядах ученого на развитие языка русской деловой письменности и обратимся к двум работам раннего периода его научной деятельности, где предпринимается попытка выявить «компоненты» русской культуры, те ее внутренние скрещивания и едва уловимые нити, которые связал воедино, объединил и четко обозначил русский литературный язык.

Статья «Общеславянский элемент в русской культуре» по-новому решает принципиальные проблемы давней дискуссии о формировании русского литературного языка в контексте развития цивилизации славянства. Н. С. Трубецкой различает два понятия: язык народный и язык литературный [Трубецкой 1990: 122]. Их соотношение, по его мнению, определяется основным принципом специализации, который принадлежит литературному языку. Народный применяет иной принцип — географический [там же: 122]. «…сожительство народного и литературного языка в среде одного и того же национального организма определяется сложной сетью взаимоперекрещивающихся линий общения между людьми» [там же], — пишет ученый. Различие также состоит и в этапах эволюционирования: народный язык представляет собой диалектическое дробление и «распадение». Однако он не усматривает в этом процессе потери языкового стержня народной культуры[i].

В этой статье Н. С. Трубецкой проследил эволюцию и разграничил две группы делового языка: западную и московскую. Он усматривает обозначившуюся дифференциацию уже в древние времена. «Еще в домонгольской Руси, — заявляет он, — областные говоры русского языка были до некоторой степени официальными языками соответствующих городов и княжеств. На церковнославянском языке писались произведения религиозного содержания… Напротив, все «деловое», относящееся к практической жизни… писалось на местном русском говоре со спорадическим введением в текст тех или иных отдельных церковнославянских слов и выражений» [Трубецкой 1990: 132].

Относя деловой (приказной) язык к генетически русской основе, ученый полагает, что тот «постепенно фиксировался» [там же: 133], приобретая признаки свойственные территориально-этническому и языковому пространству, на котором он закрепился. Процесс этот еще более усиливается, начиная со времени раздела Руси на княжества Московское и Литовскорусское [там же]. Таким образом, претензии поместных правителей привели к образованию двух «светско-деловых» языков: западнорусского и московского. По признанию ученого, они «были в то же время и разговорными языками чиновников и правящих классов соответствующих государств» [там же]. В результате активного внедрения польской стихии в структуру письменной речи русский деловой язык, обслуживавший официальные акты в западных областях, был постепенно подменен польским, более того он «…в качестве разговорного языка высших классов был вытеснен чисто польским» [там же]. Н. С. Трубецкой, однако, не говорит, как долго просуществовал этот язык в простонародном обиходе и насколько был зависим от шляхетствующих правителей.

Представляет особый интерес еще одна тенденция, наметившаяся в западнорусском деловом языке, — своеобразная компенсация, произведенная искусственным путем для сохранения на какое-то время исконной деловой стихии. Для этой цели, по мнению Н. С. Трубецкого, в структуру утрачивающей русские корни западнорусской разновидности делового языка вводились церковнославянизмы. Полученная «смесь», названная ученым церковнославянопольским западнорусским светско-литературным языком, просуществовала до XVIII века.

Другая часть — московский светско-деловой язык — получил большее распространение и не подвергся в допетровскую эпоху значительным изменениям. Важно и то, что, по мнению Н. С. Трубецкого, грамматические и стилевые характеристики делового языка были усвоены в самых отдаленных уголках Московского государства, на его основе вырабатывались собственные «деловые» и в какой-то мере разговорные обороты речи. Деловой язык не замкнулся в своем развитии только на сфере бытовой и юридической коммуникации. Ученый признает за ним бóльшие права, не ограничивающиеся административной сферой. Н. С. Трубецкой обоснованно замечает: «… на этом языке писались и некоторые литературные произведения без особых претензий на «литературность» — напр<имер> такие…, как описание путешествий… или знаменитый памфлет Котошихина» [там же].

Заслуживает внимания научная гипотеза ученого, названная им «вторым западнославянским влиянием». Оно связано перегруппировкой функциональных признаков в среде церковнославянского языка, с заменой его московской редакции на общерусскую, сложившуюся на основе киевской традиции [там же]. Процесс этот быстро развивался «в разговорном языке «западнически» настроенных людей». «В связи с этим, — продолжает Н. С. Трубецкой, — в словарь разговорного языка высших классов (а через него и в словарь светски-литературного и канцелярского языка) влилась мощная струя элементов западнорусского светски-делового языка, который, однако, сам вскоре прекратил свое существование» [там же]. Процесс заимствования элементов западнорусского светски-делового языка (термин Н. С. Трубецкого) был оттеснен в начале XVIII века наплывом слов из романских и германских языков, которые входили в употребление в сере высших классов. Это в значительной мере повлияло и на характер их разговорно-делового языка. Н. С. Трубецкой вполне аргументированно считает, что он, «оставаясь средневеликорусским (московским) по своему произношению и грамматике, значительно утратил чистоту своей великорусской основы в области словаря»[ii] [там же: 134].

Выравнивание словарного состава русского языка, по мнению Н. С. Трубецкого, началось в то время, когда богослужебный язык как особый языковой тип застыл в своей внешней оболочке, а сфера его применения оставалась прежней. В результате два остальных — чисто-русский деловой и упрощенно-церковнославянский — «осознавались не как два особых языка, а скорее как два разных стиля одного языка…» [там же]. Как полагает автор гипотезы, «причина этого явления лежала в изменении культурного облика грамотных русских и в соответственном изменении самых тем повседневных разговоров» [там же: 135]. Шло последовательное «олитературивание» разговорного языка, а параллельно — «обрусение» светски-литературного языка. «Таким образом, — заключает Н. С. Трубецкой, — к концу XVIII в. разговорный язык руководящих слоев русского образованного общества настолько «олитературился», а светски-литературный язык… настолько обрусел в своем формальном составе, что слияние этих обоих языков воедино стало почти неизбежным»[iii] [там же]. Это и произошло к началу XIX столетия. Как образно заметил Н. С. Трубецкой, «современный русский литературный язык получился в результате прививки старого культурного «садового растения» — церковнославянского языка к «дичку» разговорного языка правящих классов русского государства» [там же].

Знаменательно, что язык деловой письменности занимает в данном процессе одно из ведущих мест. Он во многом способствовал объединению двух наиболее подвижных разновидностей языка в один общий литературный язык.

Такова в общих чертах концепция развития делового языка и его роль в смене языковых норм и образовании единого литературного языка.

В заключение отметим, что некоторые ученые находят актуальным для современной этнолингвистики «наблюдения Н. С. Трубецкого над ограниченным классом мифологически окрашенных старославянских притяжательных прилагательных с суффиксом - и- (ПЬСИИ, ЛИСИИ, КОУРИИ, РАБИИ, ОТРОЧИИ, ВРАЖИИ, БОЖИИ)» [Гамкрелидзе, Иванов, Толстой 1987: 513]. Мы же обращаем внимание на исследование ученым деловой письменности, особенно — на неравномерность усвоения «деловых» признаков в различных территориях и своеобразие эволюционного развития письма. Весьма ценной для нас в этом смысле является идея этнокультурного и этноязыкового подхода к анализу историко-лингвистических процессов.

Имя А. Л. Бема мало знакомо отечественным лингвистам (он более известен как литературный критик и историк) и его труды еще не изданы на Родине. Среди них есть одна книга, замечательная по своему составу и гармонии идей — «Церковь и русский литературный язык» [Бем 1944]. Как ученик и последователь А. А. Шахматова, А. Л. Бем также полагает, что «под «литературным языком» мы понимаем… «разговорный язык образованных классов и приобщившихся к образованию народных масс», создававшийся на почве языка книжного» [Бем 1944: 5].

Ценность работы ученого состоит в том, что в ней была проанализирована роль Церкви в становлении и развитии русского литературного языка — от св. первоучителей Кирилла и Мефодия до современного автору состояния. Здесь также поднимается вопрос о значении церковного пения в оформлении языковых традиций. Автор особо подчеркивает роль духовенства в этом процессе: «Духовенство приносило с собою не только новые нормы права и тем содействовало установлению правового порядка на Руси, но оно явилось распространителем и того общего литературного языка, который делал древнюю письменность достоянием всего русского народа» [Бем 1944: 9].

Кроме языка богослужебных книг, ученый указывает и на важную роль документальной письменности в создании единого русского литературного языка. Самым древним и значительным памятником, как известно, является «Русская Правда». А. Л. Бем приводит цитату из известной работы С. П. Обнорского, утверждавшего, в частности, что «уже в XI веке был при великом князе Ярославе Владимировиче в употреблении в документальной письменности язык вполне русский, русский во всем своем остове» (цит. по [Бем 1944: 9–10]). Этот язык, по мнению С. П. Обнорского, не был подвержен влиянию болгарско-византийской культуры и был лишен воздействия со стороны западнославянского и германского мира. Полемизируя с ним, А. Л. Бем замечает: «Мнение это, конечно, страдает преувеличением, н
Notice: Undefined variable: print in /home/area7ru/literature.area7.ru/docs/index.php on line 599

Notice: Undefined offset: 1 in /home/area7ru/area7.ru/docs/linkmanager/links.php on line 21