Статья: Заметки о частях речи

Богатырева И.И.

Части речи – это фантазии лингвистов или объективно существующая реальность?

Варкалось. Хливкие шорьки

Пырялись по наве.

И хрюкотали зелюки,

Как мюмзики в мове.

Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка.

Не случайно эти заметки о частях речи начинаются с вышеприведенных строчек, принадлежащих английскому математику и писателю Льюису Кэрроллу (в переводе Дины Орловской) и русскому языковеду академику Л.В.Щербе соответственно. В обоих случаях авторские изобретения основывались на принципиально одной и той же идее: к несуществующим в языке корневым морфемам (это был плод фантазии ученых) присоединялись абсолютно реальные аффиксы (суффиксы и окончания) – как словообразовательные, так и словоизменительные; полученные таким образом слова выстраивались в определенном (правильно заданном) для данного языка порядке, образуя грамматически верные предложения, с соблюдением принятых в данном языке законов согласования и управления.

Понятны ли эти предложения носителям русского языка? Очевидно, что да. Если же кто-то станет утверждать, что не вполне ясен смысл этих фраз, то возражения такого оппонента будут явно сводиться к следующему: каждый из нас представляет себе по-разному куздру или зелюка, бокра или наву; «будланула» - это сделала по отношению к бокру что-то болезненное (как, например, лягнула) или, наоборот, приятное (лизнула в знак благодарности, подобно собаке или кошке); «хрюкотали» - это звучало как неприятный раздражитель для уха или ублажало слух и т.д.

Ответить на такого рода возражения можно, следуя той же логике: а все ли носители языка, говоря слово «собака», одинаково себе эту собаку представляют? Всем ли будет приятно, если их оближут? Может, кто-то предпочтет в таком случае, чтоб его (конечно, не очень больно) лягнули? Одни и те же звуки (например, скрипичные) вызывают у разных людей разные ощущения, эмоции и ассоциации. Если же мы отвлечемся от того, как представляются нам те или иные странные существа и их действия, а обратимся исключительно к описанной в этих строках ситуациях, то, бесспорно, все носители русского языка поймут и истолкуют эти ситуации и события примерно одинаково.

Почему это произойдет? Потому что все мы однозначно и единообразно определим массу самых разных вещей:

кто был субъектом (шорьки, зелюки, мюмзики, куздра), а кто объектом (бокр и его детеныш бокренок) того или иного действия;

какими качествами обладал субъект (был он хливкий или глокий);

действие (пырялись, будланула) или процесс (варкалось) мы легко отличим от его признака (штеко);

поймем, какое действие было длящимся во времени (хрюкотали, курдячит), а какое – однократным (будланула);

и даже увидим, при каком действии вообще не мыслим субъект (варкалось).

И обнаружим мы всё это по той причине, что каждое придуманное слово определенным образом оформлено и занимает конкретное место в том или ином предложении, вступая в те или иные отношения с другими такими же придуманными словами.

На чем основывается объединение слов внутри определенной части речи?

Таким образом, мы сейчас убедились, что части речи – это не просто некое понятие, введенное лингвистами, удобное для описания каких-то языковых явлений, а объективно существующая реальность, и даже выделили некоторые признаки этих частей речи, а именно: обратили внимание на общность семантики слов, относящихся к одной части речи, на те роли, которые они играют в составе предложения.

Попробуем теперь выделить и более подробно рассмотреть принципы, или критерии, по которым слова либо объединяются вместе и считаются представителями одной и той же части речи, либо разводятся по разным классам, относясь к разным частям речи. Для этого обратимся вначале к существующим в лингвистической (в том числе, и учебной) литературе определениям этого понятия. При кажущемся их разнообразии все они на самом деле сводятся к нескольким общим моментам. В любом определении непременно говорится, что части речи – это некоторые классы (разряды, группы, множества) слов. Кто-то утверждает, что эти классы являются грамматическими, а кто-то назовет их лексико-грамматическими. Отличаются же они друг от друга рядом категориальных признаков. Чаще всего обращается внимание на такие признаки:

1) семантический, т.е. учитывается некое общее и даже обобщённое значение, присущее всем словам данной части речи, как правило, отвлеченное от конкретных лексических значений конкретных слов (так, выделяется значение предметности у существительных, признака у прилагательных, процесса у глаголов и т.п.);

2) морфологический, где принимается во внимание целая совокупность разных и даже разнородных явлений, которые, на наш взгляд, предпочтительнее было бы разграничивать и называть предельно конкретно, чтобы было ясно, что именно имеет в виду под этим словом тот или иной автор. За термином морфологический может скрываться три разных критерия.

Во-первых, кто-то имеет в виду, что слова, принадлежащие одной части речи, характеризуются наличием у них общих морфологических (или грамматических) категорий и разрядов. Так, в частности, имена существительные выделяются из остальных частей речи тем, что им присущи грамматические категории рода, числа, падежа, одушевленности-неодушевленности (этот список категорий характерен для русских существительных), определенности-неопределенности (эта категория отсутствует в русском языке, но есть в подавляющем большинстве языков романской или германской группы).

Во-вторых, говоря морфологический критерий, кто-то подразумевает наличие общих для всех слов данного класса инвентарей словоформ и парадигм, проще говоря – наличие одинаковых типов словоизменения, что проявляется в первую очередь в общих для всех слов флексиях (окончаниях). Так, в русском языке глаголы будут выделяться, в частности, благодаря их особым окончаниям, которые отсутствуют во всех остальных частях речи: таковы, напр., показатель инфинитива –ть или –ти, личные окончания –ешь/-ёшь/-ишь или –ут/-ют/-ат/-ят.

Третье, что может стоять за словом морфологический, - это некий инвентарь определенных словообразовательных средств, или, говоря по-другому, набор словообразовательных моделей, присущих той или иной части речи и выделяющих тем самым её из ряда других. Так, в частности, суффиксы –ств-(богатство, баловство), - чик/-щик (летчик, сварщик), - тель (учитель), - их- (слониха) и др. образуют именно существительные - как от самих существительных, так и от прилагательных и глаголов;

3) синтаксический, т.е. имеется в виду обычная, или первичная синтаксическая функция той или иной части речи. Так, существительные обычно выступают в роли подлежащего и дополнения, глаголы являются сказуемым, прилагательные – определением и т.п.

Всё вышесказанное, безусловно, имеет отношение к знаменательным частям речи, т.е. тем, которые способны обозначать и называть отдельные понятия. Традиционно им противопоставляют служебные части речи, которые не могут выполнять номинативную функцию, но их специфика заключается в способности являться средством связи знаменательных слов в предложении. Особняком, как правило, стоят междометия, ничего не называющие и не соединяющие, но выражающие чувства, изъявляющие волю, дающие экспрессивную оценку и т.п.

Краткий экскурс в историю: античные грамматические теории о частях речи и членах предложения.

Проблема распределения слов языка по частям речи стояла перед языковедами и философами еще в античности. В античности же были выделены как знаменательные, так и служебные части речи, правда, без их разграничения: они задавались единым списком. Хотя вопрос о частях речи возникал и в работах Аристотеля, и у стоиков, он как отдельная и самодостаточная проблема был рассмотрен только представителями Александрийской грамматической школы, а именно в знаменитой грамматике Дионисия Фракийского (ок. 170 – ок. 90 до н.э), который в свою очередь опирался на разработки своего учителя Аристарха Самофракийского (216 до н. э.— 144 до н. э.).

Александрийцы выделили на материале древнегреческого языка 8 частей речи и задали их в виде определенного списка со значимым порядком следования одной части речи за другой – подобно тому, как устроен ряд натуральных чисел в математике, где тройка не может идти перед двойкой, а семерка не должна стоять после восьмерки и т.п. На примере этого списка можно также увидеть и какого рода критерии использовались александрийскими грамматистами для распределения слов по разным классам.

Вначале просто назовем его: имя, глагол, причастие, артикль, местоимение, предлог, наречие, союз. Как легко можно заметить, знаменательные и служебные части речи не только не разграничены, но и идут как будто бы в беспорядке, вперемешку. Но это с нашей, современной точки зрения. Там же была иная логика их следования, никак не связанная со способностью к номинации. Стоит также напомнить, что в античности понятия части речи и члены предложения не различались и даже именовались одним и тем же терминологическим словосочетанием: у греков они назывались tà mérē tòu lógou, что потом было названо римлянами partes orationis, и откуда спустя несколько веков вышли нынешние и части речи, и члены предложения.

Итак, возглавляют список две главные части речи, они же – главные члены предложения - имя и глагол. Имя оказалось все-таки первым, т.к., по мнению античных авторов, даже если в предложении субъект (подлежащее) не назван, он все равно подразумевается. Многие современные синтаксисты наверняка бы поспорили с таким главенствующим положением подлежащего в структуре предложения, поскольку ими эта роль отведена сказуемому-глаголу.

После двух основных частей речи идет причастие, т.к. оно обладает как признаками (или, как говорили в древности, акциденциями) первой части речи (именными), так и второй (глагольными), а именно: у причастия есть как граммат
Notice: Undefined variable: print in /home/area7ru/literature.area7.ru/docs/index.php on line 599

Notice: Undefined offset: 1 in /home/area7ru/area7.ru/docs/linkmanager/links.php on line 21