Статья: С. Т. Аксаков и А. С. Пушкин

Кибальник С.А.

Тема эта, неоднократно затрагиваемая в общих работах о Сергее Тимофеевиче Аксакове, частных статьях и публикациях, посвященных отдельным конкретным моментам личных и творческих взаимоотношений Аксакова и Пушкина, тем не менее, до настоящего времени не стала предметом особой, обобщающей работы. Между тем, обилие накопленного материала делает такую работу необходимой. Критическое рассмотрение всего имеющегося материала во всей его совокупности позволяет по-новому взглянуть на отдельные частные аспекты этой темы и попытаться решить ее в общем плане.

Некоторая парадоксальность проблемы творческого соотношения этих двух больших писателей состоит в том, что, будучи старшим современником Пушкина, С. Т. Аксаков, начавший писать в позднем возрасте, сформировался как писатель на основе творческих открытий Пушкина. «Родившись за восемь лет до Пушкина и за восемнадцать лет до Гоголя, он как писатель, – отмечал С. И. Машинский, – сфор¬мировался гораздо позднее их, на основе художественного опыта этих корифеев русской литературы... Усвоив многое от реалистических традиций Пушкина и Гоголя, он обогатил эти традиции своим собственным художественным опытом и в немалой степени содействовал их дальнейшему развитию».

Вероятно, творчески использовать художественные достижения Пушкина-прозаика, претворив их в собственном глубоко оригинальном и самобытном творчестве, Аксакову позволило то обстоятельство, что он еще при жизни поэта вполне осознал всю неизмеримость гения Пушкина и все значение его творческой деятельности.

Еще в 1815 году при своем знакомстве с Г. Р. Державиным С Т. Аксаков услышал от последнего следующее пророчество: «Скоро явится свету второй Державин: это Пушкин, который уже в лицее перещеголял всех писателей». Если эта аттестация Державиным не¬известного еще широким кругам литераторов Пушкина не является результатом аберрации памяти Аксакова, то вполне возможно, что именно она предопределила тот постоянный пристальный интерес, который испытывал С. Т. Аксаков к творчеству Пушкина на протяжении всей его жизни.

То, что Державин в беседах с Аксаковым упоминал о Пушкине, весьма вероятно. В своей статье «Знакомство с Державиным» Аксаков пишет, что приехал в Петербург «в половине декабря 1815 года» и что первое посещение им дома Державина прои¬зошло на следующий день по его приезде. Публичный экзамен в Лицее, на котором в присутствии Державина Пушкин с успехом читал свои «Воспоминания в Царском Селе», состоялся 8 января. Вскоре после этого Пушкин послал Державину это стихотворение, собственноручно им переписанное. Таким образом, если не при первой встрече, то при последующих Державин не только мог, но в известной мере даже и должен был поделиться с С. Т. Аксаковым – как и со многими другими из своего окружения – своими впечатлениями о стихах Пушкина, которые произвели на него сильное впечатление.

О том, насколько пристальным было внимание Аксакова к творчеству Пушкина, свидетельствует тот факт, что его подражание пушкинской «Черной шали» стихотворение «Уральский казак» было написано с удивительней быстротой. Цензурное разрешение на выход в свет пятнадцатого номера «Сына отечества» с пушкинской «Черной шалью» было подписано 5 апреля 1821 года, а в июльском номере «Вестника Европы» за тот же год читатели уже могли прочесть «Уральского казака». Правда, сам С. Т. Аксаков впоследствии отзывался об этом своем стихотворении как о «слабом и бледном под¬ражании «Черной шали» Пушкина (III, 48), но это не помешало стихотворению стать народной песней. Заслуживает внимания также и то, что своего «Уральского казака» Аксаков напечатал в «Вестнике Европы», печатном органе М. Т. Каченовского, бывшего уже в то время литературным противником Пушкина и пушкинского круга поэтов.

По своим литературным связям Аксаков принадлежал к несколько иному кругу, чем Пушкин. Вот почему, никогда не выступая в печати против Пушкина, Аксаков иногда сталкивался в печати с его друзьями и литературными союзниками. Так, например, в том же 1821 году Аксаков вступился за М. Т, Каченовского, которому П. А. Вяземский незадолго перед этим адресовал свое стихотворное послание, посвященное защите Н. М. Карамзина от критических нападок «Вестника Европы» и резкое по отношению к самому Каченовскому. Послание Вяземского начиналось стихами:

Перед судом ума сколь, Каченовский! жалок

Талантов низкий враг, завистливый зоил...

Аксаков ответил на это послание своим «Посланием к П. А Вяземскому»:

Перед судом ума, сколь. Вяземский, смешон,

Кто самолюбием, пристрастьем увлечен

Век раболепствуя с слепым благоговеньем,

Считает критику ужасным преступленьем

И хочет, всем назло, чтоб весь подлунный мир

За бога принимал им славимый кумир!..

«Я вовсе не был пристрастен к скептическому Каче¬новскому,— объяснял С. Т. Аксаков впоследствии,— но мне жаль стало старика, имевшего некоторые почтенные качества, и я написал начало послания, чтобы показать, как можно отразить тем же оружием кн. Вяземского, но Загоскин, особенно Писарев, а всех более М. А. Дмитриев, упросили меня дописать послание и даже напечатать. Они сами отвозили стихи Каченовскому, который чрезвычайно был ими доволен и с радо¬стью их напечатал: Но до сих пор не знаю, по какой причине вместо «Послания к кн. В.» он напечатал «К Птелинскому-Ульминскому», и вместо подписи; С. А. — поставил цифры 200-1».

Так, «почтенный» Каченовский, без ведома автора, превратил послание Аксакова в анонимный памфлет против Вяземского. Возможно, это стихотворение попало на глаза и Пушкину. Послание появилось в майском номере «Вестника Европы», а 2 января 1822 года Пушкин в письме к Вяземскому писал: «Благодарю тебя за все твои сатирические, пророческие и вдохновенные творенья, они прелестны — благодарю за все вообще — бранюсь с тобою за одно послание к Каченовскому; как мог ты сойти в арену вместе с этим хилым кулачным бойцом — ты сбил его с ног, но он облил бесславный твой венок кровью, желчью и сивухой...» Пушкин имел в виду целый ряд ответных выпадов Каченовского про¬тив Вяземского, но не исключено, что в ряду их подразумевал также и аксаковское послание, которое против воли автора приняло характер памфлета.

Поэзия Пушкина присутствовала в жизни Аксакова постоянно и неизменно вызывала в нем благоговейное отношение и пиетет. В его «Литературных и театральных воспоминаниях» мы находим многие тому свидетельства. Так, говоря о постановке в 1827 году на петербургской сцене трилогии А. А Шаховского «Керим-Гирей», взятой из «Бахчисарайского фонтана», с удержанием многих стихов Пушкина, Аксаков отмечает, что «в трилогии встречаются целые тирады, написанные сильными, живыми, звучными стихами, согретыми неподдельным чувством», «несмотря на невыгодное соседство стихов Пушкина» (III, 85).

Когда весной 1827 года, приехав в подмосковное имение Ф. Ф. Кокошкина, Аксаков «пришел в упоение», то к нему «применяли» стихи Пушкина из «Братьев-разбойников»: «Мне душно здесь, я в лес хочу» (III, 89). Стихи Пушкина Аксаков читал вместе со знаменитым Мочаловым (III, 107). С Н. Глинка рассказывает в своих «Записках», как любил, бывало, «остропамят¬ный» Аксаков читать наизусть пушкинские стихи.

Почти неизменно восторженные отзывы у Аксакова находим мы о большинстве крупных произведений Пушкина. Так, упомянув о публикации а первой книжке «Московского вестника» отрывка из «Бориса Годуно¬ва», он пишет: «Сцена в монастыре между летописцем Пименом и иноком Григорием произвела глубокое впе¬чатление на всех простотою, силою и гармонией стихов нерифмованного пятистопного ямба; казалось, мы в первый раз его услышали, удивились ему и обрадовались. Не было человека, который бы не восхищался этой сценою» (III, 111).

Об исключительном увлечении Аксакова поэзией Пушкина свидетельствуют и строки из его стихотворения «Осень», обращенного к брату Аркадию Тимофеевичу Аксакову в Петербург. Живя в деревне один, С. Т Аксаков в этом стихотворении пишет:

Кто будет надо мной смеяться,

Меня и тешить и пугать,

Со мною Пушкиным пленяться,

Со мной смешному хохотать.

(IV, 256)

Правда, пушкинская «Полтава» вызвала у Аксакова сдержанный отзыв, однако даже в оценке этого произведения он отдает должное гению Пушкина, в то время как слишком многие в это время начали говорить о падении таланта Пушкина. Не то Аксаков. Даже в частном письме он не позволяет себе и тени резкости.

«Вчера получили поэму Пушкина, которую он пере¬крестил из «Мазепы» в «Полтаву». Вчера же я прочел ее четыре раза и нашел гораздо слабейшею, нежели ожидал; есть места превосходные, но зато все разговоры, все чувствительные явления мне не нравятся; даже описания, а особливо конец сражения весьма неудачны; эпилог тоже. Одним словом, это стихотворение достойно Пушкина, но сказать, что он подвинулся вперед, что «Мазепа» выше всех его сочинений, по моему мнению, никак нельзя»,— писал он в письме к С. П. Шевыреву от 26 марта 1829 г.

Когда же, говоря собственными словами С. Т. Акса¬кова, «журналисты, прежде поклонявшиеся Пушкину, стали бессовестно нападать на него», он печатно выступил в его защиту. Выступление Аксакова было написано в форме письма к издателю «Московского вестника», бывшему в то время литературным союзником Пушкина, М. П. Погодину.

«Всегда уважая необыкновенный талант А. С. Пушкина и восхищаясь его прелестными стихами,— писал Аксаков в этом письме, опубликованном им в шестом номере журнала за 1830 год, – с неудовольствием читы¬вал я преувеличенные, безусловные и даже смешные похвалы ему в «Сыне отечества», в «Северной пчеле» и особенно в «Московском телеграфе». Пушкина не раз¬бирали, не хвалили даже, а обожали и предавали анафеме всех варваров, дерзавших восхищаться не всеми его произведениями и находивших в прекрасных стихотворениях его —недостатки… Называя Байрона первым поэтом человечества своего века, «Телеграф» не обину¬ясь говаривал: Байрон, Пушкин и пр. И что же теперь?.. Если неумеренные похвалы возбуждали неудо¬вольствие в людях умеренных, какое же негодование должны произвести в них явные притязания оскорбить, унизить всякими, даже нелитературными средствами, того же самого поэта, перед которым те же раболепные журналы весьма недавно пресмыкались во прахе? Разве Пушкина можно ставить в ряд с его последователями, хотя бы и хорошими стихотворцами? Он имеет такого рода достоинство, какого не имел еще ни один русский поэт-стихотворец: силу и точность в изображениях не только видимых предметов, но и мгновенных движений души человеческой, свою особенную чувствительность, сопровождаемую горькою усмешкою... Многие стихи его, огненными чертами врезанные в душу читателей,
Notice: Undefined variable: print in /home/area7ru/literature.area7.ru/docs/index.php on line 599

Notice: Undefined offset: 1 in /home/area7ru/area7.ru/docs/linkmanager/links.php on line 21